3. Разработать календарный план по отдельным кустам не позднее 1 января 1930 года.
4. Для проведения курсов актива в районе и для покрытия расходов на коллективизацию создать фонд при штабе и предложить фракциям кооперативных и профессиональных организаций внести в фонд следующие суммы:
1. Тихановское сельпо – 700 р.
2. Тихановское кредитное об-во – 400 р.
3. Степановское об-во потребителей – 500 р.
4. Гордеевское об-во потребителей – 400 р.
5. Тихановский раймолокосоюз – 300 р.
6. Плодоовощсоюз – 300 р.
7. Тимофеевское кредитное об-во – 500 р.
8. Правление промкооперации – 700 р.
9. Инвалидная кооперация «Окская переправа» – 300 р.
10. Сапожная артель – 300 р.
Предложить вышеупомянутым учреждениям немедленно внести причитающиеся с них суммы».
Ашихмин сел.
– У кого будут предложения или дополнения? – спросил Поспелов и сделал паузу. – Нет предложений. Тогда голосуем. Кто за резолюцию, прошу поднять руки! Голосуют только члены бюро.
Все шесть человек проголосовали «за».
– Так. Возвышаев, известите все упомянутые организации и соберите деньги, – сказал Поспелов.
– К завтрему соберем, – отозвался тот. – И без шума.
– Но со свиным визгом, – сказал Озимое.
И все засмеялись, а Возвышаев тягостно вздохнул.
– Теперь поговорим насчет опыта выездной тройки в Гордеевском кусте, поскольку поступило две жалобы от уполномоченного райкома комсомола т.Обуховой и председателя Гордеевского Совета Акимова. Частное сообщение сделает районный прокурор товарищ Шатохин. Пожалуйста! – Поспелов кивнул прокурору, тот встал.
Это был плотный крупноголовый мужичок в суконной гимнастерке защитного цвета. Он шустро встал, поворошил пятерней свои пышные рыжие кудри и зачастил словами, как из пулемета строчил:
– Ваше дело вводить или отменять чрезвычайные меры. Ваше дело решать – что отбирать: скот, зерно, недвижимое имущество. Все это ваше дело. Но сажать людей в тюрьму – наше дело. И если вы берете людей под охрану, то хоть задним числом согласовывайте с нами. Что же это получается? Вы там в Веретье самовольно открыли тюрьму, четверо суток продержали пять человек в холодной, и мне, прокурору, известно стало только от самих пострадавших на пятый день, да и то по звонку из области. Спрашивается, для чего я здесь торчу, в районе? Для насмешек от милиции?
– При чем здесь милиция? – прервал его Озимов.
– А при том. Ваш участковый Ежиков в ответ на заявление арестованных, что они пожалуются прокурору, похлопал себя по кобуре и сказал: вот он где у меня сидит, ваш прокурор. И какое он имеет право сажать людей без моей санкции?
– Ему приказали Возвышаев и Радимов. С них и спрашивайте, – сказал Озимов.
– Участковый не Возвышаеву подчиняется, а тебе.
– А мне что, разорваться? Я был в Степанове и не знаю, что творилось в Веретье.
– Товарищи, давайте поспокойнее. – Поспелов постучал о графин карандашом.
– Подумаешь, каких-то мерзавцев продержали три дня под арестом, – проворчал Возвышаев.
– Во-первых, не три, а четыре! – крикнул прокурор. – А, во-вторых, хочешь это самое вершить – бери мои полномочия и сажай. Хоть весь район посади.
– Мне и своих полномочий хватает, – упрямо твердил Возвышаев. – Если он кулак и саботажник… что прикажете делать? Ждать, когда сам Шатохин заявится? Да я любого паразита скручу в бараний рог, если он становится поперек директив.
– По какой директиве? – спросил Шатохин.
– Мы приняли на бюро постановление о введении чрезвычайных мер. Вот вам и директива. Чего же еще надо? – ответил Возвышаев.
– Ты позабыл ту формулировку, – сказал Возвышаеву Озимов и обернулся к Поспелову: – Мелентий Кузьмич, прочти ему то решение.
– А я так его помню, – отозвался Поспелов. – Штрафовать надо, но не в пятикратном размере, милицию использовать при конфискации, но в качестве охраны порядка…
– Во, слыхал? А ты что делаешь? – крикнул Озимов Возвышаеву.
– А мне плевать на эти либеральные установки.
– На ячейку плюешь!
– Товарищи, позвольте мне, – сказал Ашихмин. Поспелов кивнул ему, тот встал: – Спор получается до
