– Это по какому закону?
– Иде список? Поименнай!..
– Я подписи своей не ставил. Не имеете такого права.
– А ежели ф в Москву напишем?
– К Калинину пойдем, к Калинину!..
– Тихо! Я еще не кончил, – поднял руку Возвышаев.
Акимов схватил со стола звонок и замотал им над головой. Шум постепенно стих.
Возвышаев взял лист бумаги из раскрытой папки и стал читать:
– «Мы, граждане села Гордеева, постановили сего числа, то есть семнадцатого февраля, в девятнадцать ноль-ноль, организовать сельскохозяйственную артель, или колхоз, и вступить в таковой всем членам, а также считать фактически членами и не присутствующих на данном собрании. Нежелающим вступить в колхоз предоставить право подать в течение двадцати четырех часов заявление о выходе из артели. В случае же неподачи заявления в указанный срок считать всех автоматически членами данного колхоза. Тех же, которые подадут заявления на выход, считать как злостных противников колхозного строя и Советской власти, а посему земельно-луговой надел выделять таковым весной тридцать пятого года». Всем ясно?
И, не давая опомниться мужикам, покрывая разноголосый гомон, сам затряс звонком, пока снова не притихли все.
– Получите первое задание: поскольку вы теперь все колхозники, в течение восемнадцати часов, считая с этой минуты, собрать семенной фонд, скот и сельхозинвентарь. Все население объявляется мобилизованным с запрещением выезда из села до известного срока, который будет установлен особым решением. Кто воспротивится сдавать семфонд или скот, будет привлечен к ответственности судебно- следственной бригадой. Представляю членов бригады лично: нарсудья товарищ Радимов, нарследователь товарищ Билибин и заведующий райзо товарищ Чубуков.
Каждый из поименованных привстал и поглядел строго в зал.
– Им будут помогать товарищ Акимов, милиционер Ежиков и члены гордеевского актива. Всех предупреждаю – жаловаться некуда. Выше нас власти нет. Все! А теперь расходитесь по домам и приступайте к выполнению задания.
Из передних рядов встал старик в свитке и, подняв над головой зажатую в кулаке шапку, замахал ею, обращаясь к односельчанам:
– Обождитя, мужуки! Сто-ойтя!
Возвышаев спросил на ухо Акимова:
– Кто такой?
– Бондарь.
– Возьми на заметку!
– Он и так никуда не денется.
Старик, осадив поднимавшихся было мужиков, обернулся к Возвышаеву:
– Все, что вы тут читали нам, это вы сами и написали. А когда же напишут и скажут по-нашему?
Старик был худ, высок, с открытой, жилистой шеей и смоляными горящими глазами.
– Сперва надо представиться – кто ты есть? – сказал Возвышаев.
– Прозываюсь Петрусевым, – ответил старик. – Авдей Исав.
– Итак, чем вы недовольны, Авдей Исаевич? – спросил строго Возвышаев.
– Я-то всем доволен. У меня все свое. А вот вы ответьтя, по какому праву нарушаете закон?
– Какой же это закон мы нарушаем?
– Тот самый. Ленин дал нам волю или нет? Отвечайте!
– Ну, дал.
– А вы ее уже однава отбирали.
– Когда же у вас отбирали эту волю? Каким образом?
– Таким же самым… Значит, какое равноправие дал нам Ленин? Голосовать! А вы помимо его воли, без нашего голосования, отбирали у нас и хлеб, и скотину в эти самые годы… Ну, когда денег не было, а вся торговля шла на хлеб.
– В комунизьму! – крикнули из коридора.
– Во-во! В эту самую комунизьму, – подхватил старик. – Потом вашего брата за это ж наказывали. А сколь мужиков погубили? За что, спрашивается?
– Вы мне тут кулацкие речи не пускайте! Вы знаете, что бывает за саботаж решения партии и правительства?
– Ты не грозись, а прочти нам, что Ленин написал или теперешний главный начальник, Сталин.
– А я вам что читал?
– Это вы сами написали! – закричали уже со всех сторон.
– Сталин не говорил, чтоб загнать всех разом за сутки.
