Кадыкову.
– Разговор бесполезный, – глухо пробурчал тот в ответ.
– Нет, извините! Речь идет о смысле жизни, то есть об уважении. Я вот за что уважаю Андрея Ивановича? За умеренность. Он не даст ходу и развитию частной собственности. Потому что имеет высший интерес – коней рОстить для государства, Красной Армии и так далее. А твой друг Прокоп Алдонин натуральное богатство копит.
– Он не мой друг, – сказал Кадыков.
– Это я к примеру. Андрей Иванович вон даже книжки немецкие читает, – кивнул Возвышаев на этажерку, где в самом деле рядом с Евангелием, Уголовным кодексом РСФСР, толстым томом Бауэра, пухлым справочником по сельскому хозяйству да комплектом журнала «Сам себе агроном» стоял старый немецкий календарь и наставление по скотоводству.
– Пустяки! В плену полтора года пробыл, вот и языку научился, – Андрей Иванович только покручивает усы да посмеивается.
– Вот именно – пустяки! – Возвышаев выкинул указательный палец. – Да разве не мог бы Андрей Иванович накупить коров, завести сепаратор и устроить молзавод у себя на дому?
– У него голова не так затесана, – сказала Надежда Васильевна.
– А я говорю – мог бы, да не хочет. Потому что не в том смысл жизни.
– А в чем он? – спросила Мария, озорно поглядывая на Возвышаева.
– Строить всеобщее счастье.
– А как насчет личного?
– Если эта личность не стоит поперек пути всеобщего движения, то она имеет право на счастье.
– А что это за право? Вроде удостоверения? За чьей подписью?
Мария дурачилась, как школьница, весело поглядывала по сторонам, точно приглашая посмеяться за компанию, а Возвышаев краснел, отдувался и терпеливо пояснял:
– Не подумайте, Мария Васильевна, что люди, связанные служебным положением, не хотят строить личного счастья…
«Батюшки мои! – сообразил вдруг Кадыков. – Да ведь этот бирюк ухажера изображает… и Бородина хвалит, и насмешки терпит, и краснеет… Кабы на меня не кинулся с досады».
Кадыков отодвинул выпитую чашку и сказал:
– Спасибо за угощение! Я побегу – нет времени.
– Да сидите! Куда торопиться на ночь глядя? – донеслось со всех сторон.
– Нет, нет, спасибо! – Кадыков встал. – Андрей Иванович, на минутку можно тебя?
– Пожалуйста!
Они вышли в летнюю избу, прикрыв за собою дверь.
– Дело в том, что мне поручено вести дело по вашей краже. Есть ли у тебя какие-нибудь подозрения?
Андрей Иванович, теребя ус, склонил голову.
– Пожалуй, нет, – сказал он после некоторого раздумья.
– Хорошо. Тебе Демины из Больших Бочагов кем доводятся?
– Да седьмая вода на киселе… Дальние родственники по жене.
– А ты слыхал, что у них амбар обокрали?
– Слыхал. Был у меня позавчера Федот Демин.
– Случайно?
– Нет… Говорил о краже…
– Зачем же приезжал? Просто поговорить?
– Не просто… Подозрение у них имеется на родственника, на Василия Демина. А я у него был как раз на той неделе. Он в Агишеве работает, уполномоченным в селькове.
– Значит, посоветоваться приезжал Федот Демин? И что ж ты ему сказал?
– Сказал, что не думаю на Василия Демина.
– Почему?
– Улика повторилась… Как-то странно. Лет десять назад Вася обокрал у Демина амбар и потерял свою рукавицу, а может, и подкинул, кто его знает. И теперь вот в амбаре нашли тюбетейку жены Васиной.
– Где эта тюбетейка?
– У Федота Демина.
– Ну, спасибо! – Кадыков тиснул руку Бородину и двинулся к дверям.
– Если чего нащупаешь насчет моей кобылы, скажи! – крикнул Андрей Иванович вдогонку.
– Непременно! – ответил Кадыков.
