добрым конем, если нельзя на нем скакать? Подобрался к злобному, кусачему пони и ухватил за хвост, — игра снова началась. Эгон получил хороший толчок, покатился в траву, вскочил и вцепился в гриву. Сейчас он действовал осторожней, старался избегать укусов и ляганий, но досталось ему порядочно: костюмчик изодрался, пошли кровоподтеки, мы даже боялись, не сломано ли несколько ребер. Но мальчик не сдавался. Стиснул обеими руками морду упрямого зверя и укусил изо всей силы мягкую верхнюю губу. От резкой боли пони вскинул голову, попытался даже встать на дыбы, а мальчик буквально повис на гриве. И, похоже, чертов пони признал-таки его за хозяина: он весь дрожал, бока дергались, но драться перестал. Эгон взобрался на него, ударил каблуками… и мой строптивый пони поплелся вполне добросовестно, кроткий, как ягненок. С тех пор, маркиз, я оценил Эгона Цедвица.
— Он часто вытворял подобные шутки, — продолжил Фрайхарт, — с некоторыми вы познакомились, Чивителла. Мы всячески старались приобщить его к нашей жизни, но все оказалось непросто: в его юной голове занозой сидела мысль отомстить за мать и отца. Сколько его убеждали: надо подождать, стать взрослым человеком. Многие годы отравлял юнкера этот кошмар, пока, наконец, я не сказал, что адресат его мести умер.
— Вы не назвали ему имени оскорбителя, барон? — спросил Чивителла.
— Нет, разумеется. Наш юнкер вполне способен когда угодно устроить скандал!
— Лучший в стране стрелок из пистолета, не так ли?
— Очень хороший стрелок. Лучший едва ли — у старого герцога глаз и сегодня острый, как у сокола, на стенде он постоянно его опережал.
Чивителла, напрягся, его голос задрожал:
— Фрайхарт! По-вашему, герцог стреляет лучше, чем тот… кто убил на дуэли отца юнкера?
Барон удивленно посмотрел на него.
— Что тут особенного? Это подтвердит каждый офицер, каждый придворный.
— Тогда, тогда… — маркиз задыхался, — барон, ради Христа, кто этот человек?
— Позвольте, маркиз, — вмешался принц Александр, — откуда такой интерес? Граф Хаанс, ганноверский дворянин. Он потом отличился на английской службе: два года назад, в начале осады Гибралтара, конец коей мы все еще не можем пережить, его убили во время атаки, предпринятой генералом Элиотом.
— Это правда? Вы не заблуждаетесь? — воскликнул маркиз.
Принц изумленно воззрился на него.
— Заблуждаюсь? Я сам был секундантом камергера Цедвица. Я сам видел, как пуля попала в висок.
— Тогда, клянусь святым Марком, юнкер бессовестно обманут, — рассвирипел Чивителла, в два прыжка достиг двери, выбил поднос у входившего Хагемайстера, крикнул: — Лошадь! Лучшего коня из конюшни графа!
Он схватил егеря за руку и вместе они бросились к лестнице.
— Что случилось, что?! — воскликнул принц.
Все подбежали к окну. Две минуты спустя увидели маркиза, скачущего бешеным галопом. Медленно вернулись к столу.
— Прошу прощенья, монсеньер, — развел руками граф Остен, — что мой скромный вечер принял неожиданно стремительный темп… Маркиза взбудоражило наверняка что-то очень важное.
— И что-то, — дополнил принц, — касающееся юнкера. Полагаю, маркиз возвратится быстро. А пока поскучаем столь приятно, как только сумеем.
— Я получил книги из Парижа. Новые сочинения энциклопедистов. Возможно, вас, монсеньер, это заинтересует?
Они прошли в маленькую библиотеку графа и вскоре углубились в ученую беседу. Каждый старался не замечать рассеянности другого.
Прошло два часа, наконец послышался цокот копыт, потом задыхающийся голос маркиза: «Где принц?» Через минуту он появился.
— Беда случилась! Я не смог воспрепятствовать.
Он упал в кресло, распахнул сюртук, давая волю дыханию. Барон Фрайхарт протянул ему бокал вина.
— Рассказывайте, маркиз, — торопил принц Александр.
— Святая мадонна! Сейчас-то я могу рассказать, сейчас, когда все позади и спасти ничего нельзя. Клянусь всеми святыми, больше никогда не дам слова молчать! — Он с маху поставил серебряный бокал. — Эгон Цедвиц узнал имя убийцы своего отца, но не то имя, которое вы назвали. Он задумал обрушить свою месть…
— На кого? — нетерпеливо прервал принц. — Говорите! Говорите!
— На вашего дядю, старого герцога. Юнкеру назвали его. Он сообщил мне это, но прежде взял слово, что я никому не скажу, пока все не будет кончено, и сам не буду вмешиваться. Я дал слово, великий Боже, лучше бы я его нарушил! Плевать на дворянскую честь, если надо спасти юнкера!
— И что же произошло?
— Я велел следить за юнкером. Мой егерь доложил сегодня вечером: Цедвиц тайно проник во дворец, где герцог давал большой прием. Он, понятно, решил отомстить предполагаемому убийце. Вдруг я услышал от вас, принц, имя подлинного виновника и поскакал во дворец. Встретил у портала одного из своих людей — тот заранее условленной хитростью вызвал из дворца другого, следящего за юнкером и знающего, где тот скрывается. Я вздохнул свободней, — еще ничего не случилось, еще можно предупредить несчастье. Мы с моим егерем довольно легко проникли во дворец, — стража и лакеи приняли меня за опоздавшего гостя. Однако на балконе, где должен был находиться юнкер, его не оказалось. Мы принялись искать повсюду: встречным слугам я совал деньги, описывал его внешность, обещал большое вознаграждение за удачу. Наконец, мой егерь отыскал след — юнкер мелькнул на галерее, окружающей зал для приемов. Поначалу, видимо, намеревался подождать окончания церемонии, а затем подстеречь старого герцога, чтобы разобраться один на один; однако терпение, похоже, ему изменило и он решил прямо пройти в зал. Мы побежали на галерею, и я увидел, как юнкер спешит в зал через какой-то другой вход. Я попытался пробиться в ближайшую дверь, но меня осадили четверо здоровенных гренадеров. Пробовал их подкупить, да именно это, и мое чрезвычайное возбуждение вызвало подозрение. Я пустился в драку, они одолели, несмотря на мое отчаянное сопротивление. Сцена привлекла внимание гостей, все повернулись в мою сторону, шум сменился молчаливым недоумением. И в этом молчании раздался голос юнкера: «Я Эгон Цедвиц! Я пришел покарать человека, который убил моего отца и мою мать! Этот человек — герцог!». Невероятным усилием мне удалось вырваться, я ворвался в зал с криком: «Стой Эгон! Герцог не…»
Грянул выстрел; гости словно окаменели, настала такая тишина, что можно было услышать мышиный писк. Я опять закричал: «Юнкер, юнкер! Герцог невиновен в смерти твоих родителей, клянусь мадонной!»
Цедвиц увидел меня, узнал, его губы зашевелились. Бросил на пол двуствольный пистолет. Его окружили, повалили, связали, — связали и меня.
Пуля продырявила старому герцогу рукав, пробила спинку кресла. Его хладнокровие было поразительно. Он только и сказал: «Недотепа! Тоже мне стрелок!» Потом громко призвал к порядку и спокойствию. В одно мгновение торжественный прием превратился в трибунал. Юнкер предстал перед герцогом. «Молодец сообщил, его зовут Эгон Цедвиц? Не сынок ли моего бывшего камергера и капитана гвардии Курта фон Цедвица?»
Юнкер кивнул. «Зачем пистолет?» Ответ юнкера прозвучал вполне отчетливо. «Убить ваше высочество». «Зачем?» «Я узнал, что вы, ваше высочество, убили моего отца и стали причиной смерти моей матери». «Стой! Не служит ли он у моего племянника, принца Александра? Знает ли мой племянник об этом упражнении в стрельбе?» «Нет, ваше высочество! Богом клянусь, нет!» «Это еще необходимо доказать», — продолжал герцог. — «И кому юнкер обязан сведениями о моей причастности к убийству его отца?»
Юнкер опустил глаза и замолчал. Потом прошептал: «Этого сказать не могу». Герцог попытался что- нибудь из него вытянуть; напрасно. Затем приказал увести и доставить меня. Поскольку мое присутствие во дворце имело очевидную для всех цель сорвать план юнкера, меня немедленно развязали. Дюжина лакеев подтвердила — я давал деньги, чтобы найти юнкера; к тому же герцог своими ушами слышал мой крик,
