французом и жил среди нас.
Блез Ферраж, родившийся в Сезо, графство Комменж, за последние три года убил и пожрал восемьдесят человек — мужчин, женщин, детей. До этого был каменщиком и штукатуром. Мастера, у которых он работал, его почти не помнят. Как и почему он оставил работу и скрылся в диких ущельях Пиренеев — выяснить не удалось даже после жестоких пыток: вполне вероятно, он и сам не знал или забыл. Логово свое устроил высоко в горах, в недоступной пещере. Оттуда совершал набеги, наводившие ужас на все окрестности. Ферраж — отталкивающе безобразный, небольшого роста мужчина с необычайно длинными руками и сильно развитой нижней челюстью, напоминающий лесную обезьяну; путешественники иногда привозят их скелеты из нидерландской Индии. Рассказывают об этих монстрах, которых малайцы называют „Оранг-Утангами“, то есть лесными людьми, что они похищают в деревнях женщин и прячут в девственном лесу. Однако еще не сообщалось, чтобы они пожирали свои жертвы, как этот пиренейский выродок! Днем он таился в пещере, поздним вечером спускался в долину и поджидал добычу в засаде за кустами или скалой. Мужчин или пожилых женщин подстреливал, а затем уносил труп в пещеру. Но девушек и детей — это были главные его жертвы — оглушал ударами кулаков и на плечах утаскивал в свою горную берлогу. Он их насиловал изощренным, противоестественным способом, затем убивал: часто вырезал мясо из еще живого тела и поджаривал. Иногда принуждал окровавленных мучениц собирать хворост и разжигать костер, на котором из них же готовил жаркое. Не брезговал и мясом застреленных мужчин. Хвастался, что за последние два года питался почти исключительно человеческим мясом.
Повествуют старые хроники о Жиле де Рэ — знаменосце Орлеанской Девы и маршале Франции. Много сотен детей он собственноручно задушил и зарезал в своем замке. Мы содрогаемся, думая о темной, давно прошедшей эпохе, где процветали колдовство, ведьмовство и культ дьявола. Но невероятную жестокость герцога де Рэ можно хоть как-то понять: этот одержимый верил, что кровью и вырванными сердцами детей купит дьяволову дружбу и станет богаче и могущественней всех на земле. Но кто проникнет в душу этого чудовища, Блеза Ферража, который на протяжении трех лет каждые двенадцать дней убивал человека, дабы пожрать его мясо?»
Маркиз сложил газету и воскликнул:
— Святая Мадонна, даже от чтения становится дурно! Клянусь, господа, у меня такое ощущение, будто я сам отведал горелого человеческого мяса!
— И каково на вкус? — спросил господин фон Эрдег.
Чивителла задумался.
— Право не знаю. Чуть сладковатое, наверно! — Он протянул свой бокал слуге. — Бургундского! Надо запить такую мерзость!
И выпил вино маленькими глотками.
Графа фон Остена удивило, что Муни, егерь маркиза, не участвовал в обслуживании гостей. Когда вошел доктор Тойфельсдрок, Муни стоял у двери. Как показалось графу, егерь с первого взгляда угадал армянина; Муни несколько раз выслеживал его в Венеции и знал не хуже принца, Чивителлы и самого графа. Когда этот человек оскорбил маркиза, егерь едва сдержался, чтобы не броситься на него. Однако, возможно, решил, что маркизу не требуется помощь в таких делах. Последующая сцена тягостно приворожила его, равно как и всех прочих. Он ничего не понял, вернее, понял только одно: его господина превратили в идиота, и чужак издевается над ним. Пока маркиз читал газету, граф Остен подметил бешеный взгляд, брошенный егерем на доктора Тойфельсдрока. Потом Муни покинул комнату.
Через несколько минут доктор Тойфельсдрок поднялся и стал прощаться с принцем. Его голос звучал серьезно и торжественно:
— Ваша судьба, принц, отныне в ваших руках. Если вы займете место, ею определенное, вы меня снова увидите. Если же вы уклонитесь от пути, если ваша рука не осмелится взять драгоценность, предназначенную вашему челу, тогда… прощайте навсегда.
Он поклонился весьма церемонно, кивнул остальным и повернулся уходить. И в тот момент, когда принимал от лакея берет, ментик и саблю, в комнату ворвался егерь и дважды выстрелил в него. Венгр обязан был зашататься и свалиться — так, по крайней мере, подумали все. Вместо этого он добродушно рассмеялся и бросил две пули на стол — они покатились к Чивителле.
— Вот, маркиз, сохраните на память пули из пистолета вашего егеря! В иных случаях бесполезно расходовать заряды: принц кое-что об этом знает. И не наказывайте егеря — он храбрый и преданный малый.
Потом повернулся к егерю.
— Давай руку! Такой поступок нельзя не вознаградить!
Егерь выронил пистолет. Ошеломленный, белый, как саван, протянул руку. Доктор Тойфельсдрок вложил в нее несколько золотых, еще раз, смеясь, попрощался с присутствующими и вышел.
Руки и ноги у егеря тряслись, монеты позвякивали в ладони. Он являл собой зрелище столь комической беспомощности, что английский посол расхохотался. Его примеру последовали гости, а затем и слуги. Даже маркиз, который поразился выходке своего егеря не менее чем добродушию венгра, захохотал еще громче других. Иногда такса самоуверенно наскакивает на кота, неожиданно получает мягкий, но чувствительный удар лапой и, поджав хвост, пристыжено уползает. Точно так исчез и егерь Муни, толком не уразумев, что же, собственно, произошло.
Доктор Тойфельсдрок сдержал слово, исчезнув из поля зрения принца. Однако его незримое присутствие ощущалось в эти волнующие недели: он давал принцу возможность часто встречаться с прекрасной дамой из Мурано. Граф Остен установил: она дважды выходила ночью из его комнаты и однажды долго беседовала с ним в парке — всякий раз под густой вуалью. Остен предпочел не расспрашивать принца, ожидая, когда он сам начнет разговор. Принц, очевидно, испытывал такую потребность, тем более по отношению к старому боевому товарищу, которому мог доверять всецело. В конце концов граф узнал любопытную новость: оказывается, Вероника не передавала никаких советов или указаний армянина. Значит, тот твердо решил заставить принца стоять на своих ногах. Однако принц подробнейшим образом обсуждал свои планы с Вероникой и не переставал восторгаться ее умом, красотой и женственным обаянием. Он даже признался своему конфиденту, горестно вздохнув, что их привязанность не переходит границ дружбы: красавица только позволяет целовать руку на прощанье. И все же сомнений не оставалось: он безусловно женится на ней, едва наденет корону.
Граф Остен задал щекотливый вопрос:
— Сиятельный принц, вы хотя бы узнали ее полное имя?
Принц Александр покачал головой.
— Она из очень родовитой семьи — иначе и быть не может! Разве этого недостаточно? Принадлежит ли она к владетельному дому, не знаю. Да и какое мне дело? Если человек берет право сесть на трон, столкнув другого, значит он вправе дать место женщине, которую считает достойной, — и к черту предрассудки!
— Не только предрассудки, — возразил граф, — есть и политические соображения. Венский двор надеется на ваш союз с лотарингской принцессой. Мы до сих пор этот вопрос отодвигали, а ведь подобный брак весьма укрепит ваш трон.
— Конечно, конечно, — кивнул принц. — Поверьте, дорогой граф, когда я возьму трон, то буду в силах сам укрепить его — против любого врага! И я сражаюсь не только ради себя, но и ради этой женщины. Армянин подстегнул мое честолюбие, мои желания, мою волю, а силы к свершению дает она… она… О граф, — заключил принц воодушевленно, — вы бы поняли меня, если бы хоть раз поговорили с этим дивным существом!
Его глаза светились. Он схватил руку своего друга и крепко сжал.
Граф Остен проникся таким доверием к принцу, что рискнул высказать одно подозрение, о котором ранее старался не упоминать.
— Принц, — начал он немного сбивчиво, — видите ли… есть проблема… важная, может быть, важней любой другой. Я разговаривал с бедным Фрайхартом, также с маркизом. Никто из нас не осмелился вам… намекнуть, зная о вашем глубоком чувстве к столь… редкой женщине… И сейчас, сейчас…
— Что с вами? Говорите… — настаивал принц. — Ныне вы мой лучший друг, кто скажет правду, если
