– Я за Гриневицкого.
– И я.
– И я тоже, – почти разом сказали Исаев, Якимова и Богданович.
– С Рысаковым бы следовало повременить, – рассудительно заговорил Колодкевич, – по-моему, он человек настроения. Иногда отважен и смел, а другой раз хандрит… В нем какая-то неуравновешенность…
– Его испытывали на важных поручениях, – сказала Якимова, – он перевозил типографский станок.
– И все же я бы просил повременить, – настаивал Колодкевич.
– Хорошо. Зачислим в кандидаты, – заключил Желябов. – На днях с метальщиками займется Кибальчич. Он обучит их обращению со снарядами, покажет, как следует бросать. А вас, друзья, прошу хоть на недельку отпустить Исаева. Знаю – тяжело вам, но что делать… Надо кому-то помочь Кибальчичу в приготовлении динамита. Ведь вы знаете, что из канала нам так и не удалось выловить гуттаперчевые подушки… Вместо Гриши я буду помогать вам.
– Я считаю, друзья, что Гришу можно отпустить. Замена вполне достойная, – усмехнулся Богданович. – Как хозяин, я предпочел бы Андрея. Он же бывший крестьянин и, наверное, будет копать за троих.
Все расхохотались.
– А когда же к делу, Андрей? – спросил Колодкевич.
Желябов заглянул в книжечку:
– Если вы закончите к пятнадцатому февраля, – мы не успеем. У нас не будет времени на установку мины. Следовательно, покушение состоится двадцать второго февраля или первого марта.
– Это твердо?
– Да! Если будет готов подкоп.
– Тогда, друзья, за работу! – воскликнул Колодкевич.
– За работу! – повторил Желябов. – Я тоже иду с вами.
4
Новый, 1881 год друзья встречали вместе. Собралось человек тридцать. И хотя еще свежи были воспоминания о гибели Квятковского и Преснякова и остро ощущалось отсутствие жизнерадостного, чуткого, всеми любимого Александра Михайлова, решено было в этот вечер забыть все и веселиться.
– Друзья! – поднялся с рюмкой Желябов. – Милые, славные, дорогие товарищи! Я предлагаю по традиции выпить за старый, уходящий в вечность год. Он был трудным для нас – партия понесла тяжелые потери, но он был и годом немалых завоеваний. «Народную волю» теперь знает весь мир. Наши удары потрясли царский трон. Пред нами трепещет всесильный тиран, и нет сомнений, что в новом году, и может, совсем скоро, мы уничтожим его и разорвем цепи рабства и деспотизма, окутавшие нашу Родину.
В уходящем году о наших славных делах узнали в народе, и тысячи горячих сердец потянулись к нам со всех концов империи. В Петербург приезжают десятки молодых людей, готовых отдать свои жизни для революционной борьбы. Приезжают депутаты от групп «Народной воли», созданных во многих городах. Старый год сплотил и закалил нас в смертельной борьбе в грозную революционную силу. Так выпьем же за уходящий и пожелаем, чтоб новый год был для нас более счастливым.
Все поднялись, чокнулись и выпили торжественно.
– А теперь, друзья, прошу веселиться! – крикнул Желябов и, привычным жестом откинув назад длинные волосы, лихо запел:
Песню подхватили звонкие голоса. Все были молоды, жизнерадостны, всем хотелось отрешиться от трудной, полной опасности напряженной работы.
Вот смолкла песня, и Софья Перовская вдохновенно прочла Некрасова. Потом к висячей лампе подошел худощавый высокий блондин с пушистой бородкой и, близоруко щурясь сквозь очки, начал читать стихи из блокнота:
– Браво! Браво! – крикнул все время молчавший Кибальчич. – Просим еще!
Поэт прочел еще несколько стихов о звездах и сел рядом с Кибальчичем. Потом пела Ивановская, и строгая, с красивыми черными глазами Вера Фигнер вдохновенно читала Лермонтова.
Желябов следил, чтоб никто не грустил в этот вечер. Он подошел к приунывшей Якимовой и нежно положил ей руку на плечо:
– Что приуныла, Аннушка?
– Нет, ничего, я слушала и задумалась…
– Полно, полно, голубушка. Сегодня должны быть все веселы. Я знаю, ты хорошо поешь вятские частушки, ну, встряхнись.
– Не знаю, давно не пела…
– Ерунда. Тут все свои, – и, хлопнув несколько раз в ладоши, Желябов объявил Аннушку…
Увидев, что Кибальчич углубился в блокнот со «звездными стихами», он незаметно подошел, присел рядом:
– Ну что, друг, о чем задумался?
– Знаешь, Андрей, меня очень заинтересовали эти стихи. Поэт мечтает о звездах. Это заманчиво, смело. Люди должны стремиться за пределы Вселенной в неизведанные миры…
– Да, конечно, Николай, это замечательно. Но прошу тебя, на время спустись на землю. Сегодня нельзя предаваться раздумьям. Хочешь сплясать русскую?
– Что ты, Андрей. Я не умею ни плясать, ни танцевать.
– Тогда учись у меня, – рассмеялся Желябов и, подмигнув Тетерке, снял пиджак и, расстегнув ворот белой вышитой косоворотки, церемонно поклонился Людочке, приглашая ее сплясать. Та вскочила, счастливо заулыбалась.
Тетерка заиграл плясовую, а Якимова, хлопнув в ладоши, голосисто запела в такт музыке:
Желябов громко топнул и залихватски пошел выделывать замысловатые коленца.
Людочка, помахивая платочком, дробно стуча каблучками, то плыла лебедкой, то порхала бабочкой.
Все встали со своих мест, образовав круг, и, подпевая Якимовой, хлопками подбадривали плясунов.
Если б в это время нагрянули полицейские, они бы смущенно удалились. Да и кто мог подумать, что так беззаботно, так самозабвенно умели веселиться грозные террористы.
Но вот часы забили двенадцать.
– Братья, друзья, товарищи! – крикнул Желябов. – Прошу наполнить бокалы – наступает наш час.
Все столпились у стола.
– За грядущий восемьдесят первый, который должен принести Родине свободу и счастье!
– Ура! – раздалось в ответ.
– Поклянемся же, братья, быть до конца верными народу и честно исполнить свой долг.
– Ура! – дружно ответили собравшиеся.
5
Для Кибальчича новый год начался, как и прошлый, с упорной, изнурительной работы. Он, не желая жить на средства партии, все еще продолжал сотрудничать в «Слове» и вел отдел рецензий в «Новом обозрении». Кроме того, приходилось трудиться над приготовлением гремучего студня и других горящих и взрывчатых смесей для метательных снарядов и черного динамита для мины.
Раздумья над летательным аппаратом, так увлекавшие его, опять пришлось отложить на неопределенное время.
