– Ты можешь вытворять все, что хочешь, – продолжил он. – Тебе это пользы не принесет. Ты помнишь, что я тебе сказал в первый твой день в школe?
Я отрицательно покачал головой.
– Я сказал, что вижу в тебе огромный потенциал, что ты можешь быть лучшим из десятки. Печально, я азартный человек, и я поставил на тебя деньги. – Он ткнул меня пальцем в грудь. – Я поспорил, что не Лазарь, а ты будешь первым.
– Отвратительное пари, – зарычал я. – Мне жаль, ваша ставка была неудачной.
– Отвратительное? – переспросил он.
– Вы поспорили, что я умру первым? Или как вы это называете?
– Избранным. Почему ты думаешь, что Лазарь мертв?
– Потому что… – (Потому что я его убил.) – Потому что его здесь нет.
– Конечно, его здесь нет, – улыбнулся Маэстро. – Он закончил школу.
Ницше лишился рассудка.
Это случилось 3 января 1889 года. Увидев кучера, который кнутом замахнулся на лошадь, он обхватил руками ее шею и потерял сознание. Полная потеря разума, он остался инвалидом на всю жизнь. Больше он не мог трудиться.
Что же стало причиной?
Некоторые считали, что это сифилис. Другие искали причину в наследственном заболевании. Поговаривали, что это результат злоупотребления наркотиком – хлоралгидратом.
В чем же причина? Сифилис? Болезнь мозга? Хлоралгидрат?
Иногда я думаю: это был кучер? кнут? или лошадь?
Рассвет застал меня с ангелами. Ну, на самом деле не так высоко. Самое высокое место, какое я смог найти, – крыша моего дома, я смотрел оттуда на унылый пейзаж.
Где мое кладбище? Где кукурузные поля, вечнозеленые деревья, поле с тыквами, мое болото? Остались только бесконечные луга и голубое небо, такое может привидеться только малышу.
Грустно.
Я перебрался в то место, где раньше громоздились мои уродцы-горгульи. Теперь мне было жаль, что я никогда раньше не поднимался на крышу собора. Возможно, я и поднялся бы, если бы мог туда забраться. Но такого в моем проекте не было предусмотрено. Зачем нужен выход на крышу, если Нэнни может поднять тебя на любую высоту? Вверх, вверх, вверх. Мой недоступный взгляду дух-демон.
Как она это делает? Манипулирует квантами, перемещает материю, тасует реальность как карты? Или всего понемногу?
Просто программа.
Она была искусственным интеллектом, частью Глубокой виртуальной реальности. И Жасмин тоже. Мои мороки. Смайлики. Даже Уиспер. Все – программы.
Возможно, и сам Маэстро, хотя в этом я не уверен.
Нереальный мир.
А что же тогда реально? Те, кто пришел извне. Я посчитал себя, Фантазию (вот уж действительно ненормальная), Лазаря (по-настоящему мертвого) и еще семерых студентов. Да, внешний мир манил своей реальностью, я почувствовал себя ребенком, который, прижавшись к стеклу витрины, рассматривает лакомства.
Вздор.
Я пришел к выводу, что мой мир оказался круглым и очень маленьким. Я вообразил, что если бы он был еще меньше, свет искажался бы таким образом, что я мог бы видеть собственный затылок, глядя прямо перед собой, ярко-оранжевый всполох. Но законы физики не допускали подобного. Чтобы увидеть свой затылок отсюда, мне нужно было стоять на горизонтальной поверхности черной дыры, в таком случае гравитация была бы иной, и у меня возникли бы проблемы иного плана, и моментальная смерть среди них была бы не самой серьезной.
Если мы говорим о виртуальности.
Можно ли умереть в ГВР? Или это то же, что умирать во сне?
– Что произойдет, если я сейчас спрыгну с крыши? – спросил я.
– Свалишься вниз, как камень, – ответила Нэнни.
– Очень хочу надеяться. Хотя бы ради Ньютона. Но что произойдет в момент удара о землю?
Она предположила, что я переломаю себе кости.
– Виртуальные кости, – поправил ее я.
– Ощущения будут настоящими, – пообещала она. – Ты почувствуешь сильную боль в момент приземления. Тебе сразу же понадобится медицинская помощь, тогда я получу разрешение и уберу ощущения. Но даже если все будет соответствовать реальности, этот неприятный опыт не окажет никакого негативного влияния на твое дальнейшее поведение.
Сильная боль – имеются в виду, конечно, страшные муки.
– Я просто попрошу снять боль и ты сделаешь это?
– Да.
