Молотобоец Юхим, чувствуя на себе десяток насмешливых девичьих глаз, не зная, как избавиться от стыда, с отчаянием сильно размахнулся и… споткнувшись о торчащий брусок, упал на колено, выпустив ядро почти без толчка. Громкий хохот пригнул молотобойца к брусчатке еще ниже.
Содруги Василька без труда остановили гулу, и Михалка, зло плюнув, шагнул вбок с дороги.
Игра была кончена. Василек ступил на поле противника. Его окружили, шумно поздравляя с победой, но Старая Рудня не хотела сдаваться. Она выставляла нового бойца.
– Давай Ёнаса!
– Ёнаса на черту!
Маленький остроносенький мужичок в дырявой магерке и беспятых лаптях кричал, пробиваясь к Васильку:
– Ты Ёнаса переметни! Ёнас тебе не уступит! Он тебе пара!
– Ёнас не ваш, он же с хутора! – пробовали возразить сторонники Василька.
– Наш, наш Ёнас, мало что с хутора… Сосед наш, он за нас! – со всех сторон голосили побежденные и те, кто ждал нового зрелища.
– Выходи, Ёнас!
К Васильку подтащили коренастого светловолосого пожилого человека с ясными голубыми глазами.
Смахнув широкой ладонью пот с лица, Василёк поглядел на Ёнаса сверху вниз и, улыбнувшись, словно он был в чем виноват перед ним, сказал тихим, ласковым голосом:
– Что ж, браток, коли люди нас выбрали…
– Спасибо, – ответил Ёнас, хитро прищуриваясь, – только бросать гулу будем новую, что я смастерил.
Он вынул из-за пазухи отливающее матовым блеском ядро, показал и тут же прикрыл его ладонью.
Василёк не обратил на это внимания.
– Бросай, – кротко сказал он, отходя к черте на свое поле. Стал на черту и Ёнас.
Спорщики затихли, содруги Василька приготовили колья. Взмахнув двумя руками и сильно качнувшись всем телом, Ёнас метнул…
Со странным, ранее не слышанным, пронзительным свистом гула промелькнула в воздухе, ударилась о брусчатку дороги и покатилась, не загудев, как обычно, а жалобно застонав, словно какое-то живое существо.
Это было так неожиданно и так непонятно, что женщины испуганно перекрестились, а содруги Василька забыли выставить колья. Раскрыв от удивления рты, они смотрели, как стонущая живым голосом гула, подпрыгивая, катилась мимо. Василек растерянно оглянулся. Гула перекатилась через его черту и покатилась дальше, все еще продолжая стонать. И вдруг, нарушив строгое правило игры, гулу остановил и поднял не выбранный содруг, а хлопец, выбежавший из кустов справа от шляха.
– Не руш! Не руш! – взревели пришедшие в себя сторонники Ёнаса и бросились к хлопцу.
– Отодрать ему уши!
Возле хлопца появился рослый мужчина, а за ним красавица Неринга.
– Пошто остановил?
– Не твоя справа! Ты не содруг!
Добежавшие уже замахнулись кулаками.
– Простите, браты! – остановил их незнакомый мужчина, взяв в руку гулу и заслоняя собой хлопца.
– Не знал он, что трогать нельзя… а дивно, – что за гула с песней…
– Мало что дивно, игре не мешай!
– Может, она еще бы катилась!
– Откуда взялся? Кто такой?
Мужчина блеснул большими зеленоватыми глазами, весело ответил:
– Я из тех ворот, откуль весь народ, зовусь Саввой, а хлопец – сын мой, Стах – панам всем на страх!
Это понравилось. Рассерженные спорщики заулыбались.
– Что за люди? – спросил у Неринги подошедший Ёнас.
– Хорошие, – ответила красавица по-литовски, – пришли к нам из Руси.
– Из Руси… – в толпе зашептались, с любопытством разглядывая незнакомцев.
Ёнас протянул руку к своей гуле, но Савва не отдал ее.
– Погоди, – сказал он, рассматривая ядро с просверленными в нем косыми дырками, внутри которых еще дребезжали тонкие железные листики.
– Стало, из-за этих штук она песни поет? Ловко удумал.
Ёнас, довольный успехами своей выдумки, но, видать, не желая открывать тайны сделанного, снова протянул руку и хотел силой забрать гулу. Савва снова не уступил ему. Перехватил руку кузнеца и негромко спросил:
