волосатые ноги, пародируют восточный танец. Стройная девушка с красивыми печальными глазами играет на аккордеоне, а четвертый партнер в толстых очках и котелке обходит зрителей, потряхивая коробочкой, в которой звенят монеты.
– «Стрит актерс», это значит уличные актеры, или артисты на улицах, все равно, – Геннадий вспомнил сказанное Сергеем, – нет, не все равно… хотя только слова переставил…
Геннадий любил выступления артистов на городских улицах и площадях Белоруссии. Доводилось видеть их и в Москве. Любил праздничные концерты в гуще веселых зрителей, плотно обступавших площадку сдвинутых грузовиков или наспех сколоченную, пахнущую смолой и стружкой эстраду. Любил шумные, щедрые аплодисменты людей, с простодушной радостью принимающих дар талантливых исполнителей и дружески прощающих неудачи.
Ему нравилось то простое общение, которое всегда возникало между публикой и артистами, ничем от нее не отгороженными: ни ущельем оркестра, ни рампой, ни занавесом.
Акробаты, гимнасты, актеры отдавали народу то, чем наградила их природа и чего они достигли своим трудом.
– Смотрите, – казалось, говорили они, – ничто не скрывает, не приукрашает наши движения, нашу ловкость, наше остроумие. Мы такие, как вы, только… мы ваши артисты!
«Когда-нибудь, – думал Геннадий, – наступит время, артисты театров и цирков будут выступать в закрытых помещениях только в ненастные дни и в период, так сказать, лабораторной работы над спектаклем или концертом, а венчать их вдохновенный труд будут выступления на улицах, на стадионах во время народных гуляний. И тогда всем им будет присвоено почетное звание народных артистов – артистов советского народа!»
Негромко звякнули в коробочке монеты. Человек в котелке сказал «тенк ю» и посмотрел на Геннадия поверх толстых очков.
– Бросьте в коробочку пару пенсов, – шепнул стоящий рядом Сергей.
Аккордеон тянул восточную мелодию. Точно отвечая ритму музыки, актеры плавно двигались посреди мостовой. Позы и движения были смешны и неожиданны. Они реагировали на все происходящее вокруг, вплетая в рисунок сцены-танца и проходящий мимо богатый автомобиль (кланялись ему, как паланкину шейха), и обнаруженную среди зрителей кокетку (посылая ей воздушные поцелуи и разрывая вынутое из-за пазухи бумажное сердце), и толстопузого туриста с фотоаппаратом, смущенно прикрываясь от него полой пиджака, как чадрой. В этом не было ни кривлянья, ни пошлого паясничанья. Скорее это было то необъяснимое вдохновение, которое во время спектакля охватывает талантливого актера, неудовлетворенного заученной ролью.
Большие машины, проходя через площадь, на минутку закрывали артистов. Пассажиры поглядывали в окна, иногда смеялись, но чаще безразлично смотрели на проплывающую толпу или читали газеты. Автобус увозил их в пеструю глубину бесконечного города. Актеры прощально махали фесками и начинали сначала свой танец.
– Как жаль, – прошептал Геннадий, – видать, неплохие актеры. Они работали раньше в театре?
– Не знаю, – ответил Сергей. – Я часто их вижу на улицах. Однако сюда движутся два полисмена. Номер, вероятно, будет сейчас закончен, и мы сможем побеседовать с ними.
И точно. Человек в котелке шепнул девушке, та сняла с плеча аккордеон. Актеры направились к решетке.
– Им не дают подолгу задерживаться, – объяснил Сергей. – Полиция не любит скопления людей в таких оживленных местах.
Сняв фески и парики, приведя в порядок костюмы, эксцентрики сидели на тротуаре, устало прислонясь к решетке. Девушка подала им по маленькой бутылке пива и сандвичу. Теперь это были не смешные, легко и быстро двигавшиеся чудаки, а изможденные, обессиленные житейскими невзгодами люди, не представляющие интереса для праздной толпы.
Подойдя к отдыхающим актерам, Сергей поздоровался и обратился к девушке с каким-то вопросом. Та охотно отвечала ему.
Геннадий, не понимая по-английски, отступил на шаг и, ожидая пока Сергей кончит, почти безразлично оглядывал площадь. Перед ним проходили вереницы людей в разных одеждах, с разным выражением лица, веселые и сосредоточенные, самодовольные и хмурые, холеные и усталые.
Медленно текла пестрая река разноцветных автомобилей, сквозь глухой рокот площади прорывались голоса уличных торговцев, где-то звенел звонок, из-за деревьев доносился голос поющего. Геннадий прислушался. Он еще не мог разобрать слов, но молодой, сильный голос пел какую-то знакомую песню.
Геннадий тронул Сергея за плечо:
– Слышите? Что это?
Сергей прислушался. Девушка-аккордеонистка улыбнулась.
– Итс поул, – объяснила она, – вандерфул войс. Энд хиз компанион Билл, стритс мюзишен.
– Какой-то поляк, – перевел Сергей. – Говорят, чудесный голос, и его компаньон Билл, уличный музыкант.
– Поляк? – переспросил Геннадий. – А что он поет?
Сергей прислушался.
– Это же наше «Полюшко»! – почти крикнул Геннадий обрадованно.
– Они знают разные песни, – спокойно ответил Сергей, – вас удивляет это?
– Нет, нет, – еле слышно проговорил Геннадий, снова отступив.
Девушка заинтересовалась.
– Уот хэпен? Тел ми, плииз…
