– Вот что, на вас вся надежда, найдите Вальковича! Я уезжаю в Европу, дней на пять, а тут дело надо готовить. Привезу вам немецкого снегиря в премию…
– Гуд лак,[5] как говорится, – с видимым восторгом отозвался Борис Аркадьевич, а сам подумал: «Ох и хитер, снегиря… чужими руками жар загребает, а насчет денег помалкивает. Да ладно, все веселей, чем с сумасшедшей старухой». – Счастливого пути, постараюсь…
Сергей разбирал газеты, вырезая для дневника интересующие его заметки. Среди них попалось сообщение, «перепечатанное из одной русской газеты», как было указано английским корреспондентом.
– Послушайте, – улыбаясь, обратился он к Геннадию, шагавшему из угла в угол, мимо стола, – самые последние новости о Москве!
– Что там?
Сергей прочитал, подражая голосу радиодиктора:
– Население Москвы взволновано неожиданным сообщением!
Цена на водку повышена в два раза. Городские власти закрыли единственный в стране «Коктейль- холл», помещавшийся на улице любимого народом писателя Максима Горького.
Также запрещена продажа водки в ларьках и театральных буфетах! Мы никогда не занимались пустым пророчеством, но похоже на то, что это грубое нарушение русских традиций вызовет нежелательную активность профсоюзов крупнейших предприятий столицы.
Геннадий с удивлением посмотрел на Сергея.
– Неужели помещают и такое?
– Когда вы уезжали, в Москве еще не было забастовок из-за новых цен на водку? – смеясь, спросил Сергей.
– Да бросьте вы, ради бога, – отмахнулся Геннадий. – Это даже не смешно… Свинство, просто свинство! Я не про эту глупость. Писали бы о водке что хотят. Шут с ними, а вот сообщение по поводу Янки… Явная фальшивка. Какой он поляк, да еще мечтающий стать «подданным ее величества». Откуда они взяли? Надо послать опровержение!
– Как вы докажете? – Сергей спокойно продолжал делать вырезки для альбома. – Найдутся свидетели, подтвердят, что так оно и было. Знаете, у них есть поговорка: оскорбление лучше проглотить, чем его разжевывать.
– Значит, молчать?! – возмущался Геннадий. – Вместо того, чтобы помочь…
– Помочь? – иронически переспросил Сергей. – Это вам не «Полесская правда» и не «Звезда», а орган лорда Ротемира.
Геннадий замолчал.
Все, что он успел видеть и слышать, что еще хотелось узнать, теряло значение. Осталось одно: Янка жив, и его надо найти!
По его просьбе советское консульство запросило полицию.
«Сожалеем, – коротко ответил полицейский департамент, – среди перемещенных лиц русской национальности мистера Вальковича Яна не числится».
– Надо еще раз запросить, – настаивал Геннадий, – он белорус и почему-то в газетах назван поляком.
– Не надо, – успокаивали Геннадия работники консульства, – белорусы занесены в один список с русскими, а если он записался поляком…
– Да почему поляком? – удивился Геннадий. – Он мог назваться только белорусом или русским!
– Дело в том, – объяснили ему, – что англичане первое время после войны, придерживаясь союзнического этикета, формально не вербовали советских граждан, находившихся в немецких лагерях. Но достаточно было назвать любую другую национальность, хотя все знали, что это неправда, и…
– Так может быть запросить как о поляке?
– Справляться о гражданах других стран должны их представители. Конечно, это можно уладить, но лучше подождем несколько дней. Может, сам явится.
Геннадий не мог ждать. Каждый прожитый день сокращал срок его пребывания в Англии. Трудно было согласиться с тем, что нельзя найти человека, которого только что видел!
Геннадий не представлял себе величины Лондона и того разноязыкого человеческого моря, которое, захлестнув столицу Великобритании, образовало никем не изведанные глубины и мутные потоки извилистых течений на окраинах города. Он не мог примириться с мыслью вернуться домой без Янки, как не мог понять внешнего спокойствия, проявленного работниками консульства.
– Для них это довольно обычный случай, – разъяснял Сергей. – По каким-то причинам человек потерял родину и попыток вернуться не делал. Еще неизвестно, как он вел себя…
– Неизвестно?! – вспыхнул Геннадий. – Янка честный, настоящий товарищ. Он жизнь свою…
Геннадий запнулся, чуть не повторив фразу, которой когда-то заканчивал выступление, вспоминая о погибшем друге. Потом тихо сказал:
– Он был хорошим пионером… Я это знаю.
– Был, – осторожно вставил Сергей, с сочувствием глядя на Геннадия. – Прошло много лет. Люди меняются.
– Да, много лет, – повторил Геннадий, – но я найду его. Непременно найду! И если даже он изменился, я должен сам это видеть! Может быть, с ним никто не говорил, не помог разобраться. Меня он поймет… Вы убедитесь…
