рублей? — Я покосился на Альену, которая медленно закипала, слушая нашу беседу. Но, помня обещание, не вмешивалась, оставаясь невидимой.
Алеша вдруг замер.
— А отца можешь убить?
— Увы, нет. Я не имею права вмешиваться напрямую в жизнь людей. Только действуя через них. Однако если тебя это беспокоит, могу свести тебя с нужными людьми. Заплатишь им вот этим золотом и все. Или, если тебе жалко золота, могу предложить яд. Гарантирую, что никакое вскрытие не обнаружит его в крови. Только влей с десяток капель в водку и все.
Я достал из воздуха пузырек.
— Вот.
Алеша отшатнулся.
— Я должен…
— Ну не я? Говорю же, я могу действовать только через людей. Инструмент мой, исполнитель ты. Как видишь, все просто.
Алеша неуверенно протянул руку и взял пузырек. Его рука дрожала.
— Однако, — невозмутимо продолжил я, — учел ли ты последствия?
— К-ка… какие?
— Ну… ты несовершеннолетний. Убив отца, ты отправишься в интернат. Тебе это надо?
Алеша опустил взгляд.
— Я его ненавижу!
— Знаю. Твоя ненависть и привела меня сюда. О, ненависть!!! Это… это песня. Как она сладка. Особенно она сладка, когда видишь, как твой враг корчится от унижения на твоих глазах… Разве я не прав?
— Н-не знаю…
— Хм. Ты еще очень молод. Если хочешь, я тебя научу. Хочешь научиться ненавидеть по- настоящему? А потом заставить своего отца приползти к тебе на коленях?
— Я… я не хочу…
— А почему? Он ведь убил твою мать.
— Откуда ты знаешь?!!!
— Я же черт. Я знаю все. Хочешь, я расскажу, как все случилось? Однажды твой отец…
— Не надо!!!
— Ну вот видишь. Ты и сам все понимаешь. Так неужели ты простишь его?
Алеша крепко задумался. Эх, молодость, молодость! Как все предсказуемо. И как давно он взращивал свою ненависть. Неудивительно, что его мать никак не хочет покидать Землю. В своем теперешнем состоянии она прекрасно понимает, чем все может обернуться для сына. Но отец… Неужели он не понимает, чем все закончится? Или уже за бутылкой он ничего не видит? Все-таки во всем этом есть что-то странное. А вот мне даже интересно, устоит он против соблазна или нет. А ведь хочется, чтоб устоял. Чертовски хочется. Недаром же я прямо сказал, что я черт. Может, вспомнит разные сказки?
— А ты не похож на черта, — неожиданно заметил Алеша.
— Интересно. А многих чертей ты видел?
— Нет… но… все равно не похож.
— Ясно, — хмыкнул я. — Не знаю, как правильно, но это точно не правильно. А вот так?
Я преобразился. Теперь я выглядел как козел, стоящий на задних ногах и с руками вместо передних копыт. Рога, хвост, все как положено. Короткая черная шерсть по всему телу. Кошмар, короче. Встретишься с таким ночью, заикой на всю жизнь останешься. По крайней мере, я бы точно остался. У людей определенно чрезмерно богатое воображение. Как они представляли себе такое страшилище, втирающееся в доверие к людям ради покупки их душ? Нет, в таком виде можно вызвать у человека полное доверие только при условии, что этот человек будет слеп на оба глаза и глуп как карась.
— Или так? — Я снова изменил облик, представ в виде высокого дяди с козлиной бородкой и длинным худым лицом.
— Так ты действительно…
— Действительно. Самый натуральный черт. Что мне еще сделать, чтобы ты поверил?
— Не знаю.
— В таком случае почему бы нам не поговорить о твоих проблемах? Если я черт, то я помогу тебе их решить. Если нет… ну что ты теряешь? Итак. — Я достал блокнот и ручку и приготовился писать. — Что ты хочешь?
— Ну… — Алеша задумался, наморщив лоб. Ох, ребенок. Для него все это игра. Но ненависть у него настоящая. Здесь уж я ошибиться не мог. Смесь взрывоопасная. — Хочу, чтобы у меня было много денег. Хочу машину. — Я старательно писал. А мальчишка разошелся не на шутку. Хм, далеко пойдет парень. Интересно, а пароход с большой трубой ему зачем? По местному ручью, ошибочно именуемому рекой, плавать?
— Все? — поинтересовался я, когда мальчик выдохся.
— И еще радиоуправляемую модель танка, какую видел в магазине.
Я покосился на солидный список в блокноте. Потом на мальчика.
— А настоящий танк тебе не нужен? Чего уж мелочиться? Ладно, шутки закончились. Теперь давай поговорим серьезно…
— Я думал, ты выполнишь все мои желания.
Я вздохнул. Потом сел рядом с мальчиком.
— Выполнить твои глупые желания я могу. Ну и что? Давай разберем их. Пункт первый: много денег. Выполнить его проще всего. — Я кивнул на стопку золота. — Я могу сделать, чтобы у тебя каждый день под кроватью появлялось по золотой монете. А ты подумал, что будет дальше? Были миллионеры подпольные, а ты первым в истории будешь миллионером подкроватным. Как ты собираешься тратить эти деньги? Как объяснишь их появление отцу? Большие покупки заинтересуют власти — ребенок тратит большие деньги, а где он их берет? Что ответишь?
— Тогда еще один пункт — защищай меня.
— Ну нет. Я не ангел-хранитель. Кстати, твои остальные пожелания не лучше. Я уже молчу о том, что если у тебя будет много денег, то большинство желаний ты можешь выполнить и без моего участия.
— Тогда какая мне от тебя польза?! Денег не даешь. Остальное выполнять отказываешься.
— Деньги, деньги, дребеденьги. Ты всерьез полагаешь, что деньги принесут тебе счастье?
— Меня будут уважать и бояться! Как дядю Василия из третьего подъезда.
Дядю Василия? Я заглянул в подаренный блокнот, быстро вписав адрес и имя.
«Из какого архива желаете получить сведения: адского или райского?» — появился вопрос вместо вписанного мной.
«Обоих!» — сердито написал я. Через секунду в блокноте появилось два текста — ответ на мой запрос. Причем ответ из рая был написан какими-то сверкающими чернилами, которые, казалось, даже переливались всеми цветами радуги. Ответ из ада был небрежно накарябан тушью. С первых же слов стало ясно, кто и как уважает дядю Васю. А вот с боязнью да. Такого стоит бояться. Н-да. Чистилищем тут даже и не пахнет. Вопрос, как говорится, ясен.
— Значит, как дядю Васю? Что ж… Ты не передумал?
— Нет!
— Ты хочешь много денег?
— Хочу. Я тогда покажу отцу…
— Покажешь, покажешь. Только уточни, пожалуйста, что значит для тебя «много». Много — это слишком расплывчато.
— Ну… много. Миллион.
— Рублей, лир, фунтов, долларов?
— Долларов.
— Отлично. — Я быстро сотворил пергамент с договором. — Прочитай и распишись.
Алеша недоуменно взял пергамент и попытался зажечь свет. Но сам пергамент светился так ярко, что
