Щелкнуло записывающее устройство.
– Алло!
– Да, Катаев слушает.
– Это Диана Захарова из «А.Д.».
– Я понял. Здравствуйте, Диана.
– Добрый день. Я звоню, чтобы вам сообщить. Вернее, предупредить. Ну, вы сами просили.
– О чем сообщить?
Тайная надежда прокралась в сердце следователя. Может, хоть что-то такое важное, что поможет сдвинуть дело с мертвой точки…
– У меня отпуск, и я уезжаю из города.
– Ах, вот в чем дело… ну что же, не смею задерживать.
На последнем слове Катаев сделал особое интонационное ударение.
– Ой, спасибо! А то я волновалась…
По тону Дианы было непонятно, издевается она или искренне благодарна.
– И куда отбываете, если не секрет?
– На курорт, в Турцию. Как все, ничего оригинального.
– Действительно. Когда вернетесь в Петербург?
Диана назвала дату. Катаев сделал отметку в своей рабочей тетради. Распрощались.
А через час еще один звонок.
– Можно Катаева?
– Катаев у аппарата.
– Павел Борисович! А я вас не узнала. Богатым будете!
– Вы тоже.
– Это Анна Розенталь, из «А.Д.».
– Рад вас слышать.
Катаев старался говорить подчеркнуто сухим тоном.
– А я даже не знаю, рада или нет. Я подумаю над этим.
– Можно к делу?
– Конечно. Вы строго-настрого предупредили меня, чтобы я не уезжала без вашего разрешения.
– У меня нет оснований вас задерживать. Пока. Я всего лишь попросил сообщить, если надумаете уезжать.
– Вот я и сообщаю. У меня отпуск и я еду…
– В Турцию.
– Да. Как вы догадались? Впрочем, это несложно. В Египте сейчас слишком жарко. Для Таиланда я мало зарабатываю. Остается только Турция.
– Когда собираетесь вернуться?
Анечка назвала дату. Катаев сделал отметку в своей рабочей тетради рядом с отметкой о дате возвращения Захаровой. И тут только понял, что даты одинаковые.
Павел Борисович не успел подумать как следует об этом странном совпадении, как в кабинет приперся сам руководитель управления и направился прямиком к его столу.
– Здравствуйте.
– Добрый день, Андрей Викторович.
Катаев встал из-за стола. Руку начальник не протягивал. Черт, противный обычай – жать руки! Еще и ждешь все время. А начальник то жмет руку при встрече, то не жмет.
– Как продвигается дело об убийстве этого Мандельштама?
– Мандельштейна.
– Нуда.
– Мандельштам – это был такой поэт. Осип.
– Спасибо, что напомнили. А вы читаете стихи?
– Бывает. Но в основном прозу.
– Прозу… это хорошо, что прозу. А то вы у нас и так в облаках витаете. Срок предварительного следствия продляли?
– Да, два раза. До трех месяцев. Потом до двенадцати. Вы продлили. По статье сто шестьдесят два УПК, часть пятая.
– Я помню. И каковы результаты?
– Пока нечем особенно похвастаться.
– Ну, почему же? Это вам по службе нечем похвастаться. Атак… вот, знанием поэзии, например. Темное начальство просвещаете.
– Извините, Андрей Викторович, я не в том смысле, что…
– Кого-нибудь закрыли?
– Некого закрывать.
– Как же? А все эти подозрительные девчонки?
«Вот дьявол! – подумал Катаев. – Откуда он знает? Сам дело не смотрел, наверняка референт настучал».
– Нет оснований для задержания, Андрей Викторович.
– А вы закройте. Глядишь, и основания появятся. Что, в первый раз замужем?
Катаев отлично знал: стоит только отправить человека в следственный изолятор и придется его хоть в чем-нибудь обвинить. Не давать же повода для иска о необоснованном лишении свободы! Катаев знал и именно поэтому не закрывал никого, пока не был уверен в виновности. И теперь упорно молчал.
– Хорошо, если не девчонок, то закройте охранника с шофером. По подозрению в соучастии.
Павел Борисович молчал.
– Активнее подключайте оперативников. Вы не даете никаких поручений! Как же будет двигаться дело? Хотите сами раскрыть преступление, как этот, Шерлок Холмс? Но у того хотя бы был доктор Ватсон.
Соседи по кабинету подобострастно хохотнули.
«Сволочь, – подумал Катаев про начальника, – мог ведь вызвать к себе в кабинет. Нет, обязательно дрючить при всех…»
– В общем, имейте в виду, Павел Борисович, я свои полномочия по продлению сроков предварительного следствия исчерпал. Если понадобится продлять срок свыше двенадцати месяцев – придется обращаться в Москву. Тогда мы передадим дело другому следователю. И сделаем оргвыводы.
Это означало, скорее всего, что отправят обратно в район, до самой пенсии расследовать разборки меду бомжами и трагедии коммунальных квартир.
Руководитель следственного управления пошел к выходу. И, уже у самой двери, остановился, обернулся и продекламировал, подтверждая опасения Катаева:
Катаев молчал.
– Да, я знаю, в оригинале «Царское село». Но сейчас этот район называется Красным селом, не так ли?
– Так, – с трудом вымолвил Павел.
– А что, мещанки все так же улыбаются там пьяным уланам? Хотите поехать обратно в Красное село, а, Павел Борисович?
– Нет.
– То-то же. И, знаете, этот ваш Мандельштам мне никогда не нравился.
«Ну и пусть, ну и пусть», – твердил про себя Катаев. Он свернул в кармане дулю, сел, немного успокоился и стал делать вид, что разбирает бумаги на столе.
Если сейчас хоть одна сука прокомментирует ситуацию!..
Павел Борисович положил руку на тяжелый степлер.
В кабинете все занимались своими делами. Каждый был рад, что пронесло и лично ему не вставили.
