шариат заменили социалистическим правом.
Масхадов хотел мира, но это было утопией, это было невозможно. Слишком разные цели были у него и Басаева с самого начала. Масхадов хотел видеть Чечню независимым современным государством. Для Басаева республика была только плацдармом. В его планах был исламский халифат от моря до моря и непрекращающаяся война с неверными.
И президент доигрался. Басаев сам сделал первый ход. Оппозиционные полевые командиры возбудили в Шариатском суде дело против Масхадова, чтобы добиться его импичмента. Уже тогда могла начаться гражданская война. Мы были готовы поддержать законно избранного президента. Несколько дней обстановка была очень напряженной, в воздухе особенно пахло кровопролитием.
Но гражданская война – это было кошмаром Масхадова. Он избегал этого как мог. И вроде бы президент договорился с Басаевым. Почти все обвинения сняли. Как оказалось позже, ни о чем он не договорился. Он просто уступил.
Третьего февраля 1999 года Масхадов своим Указом приостановит деятельность Парламента и введет шариатское правление. Кто бы еще знал, что это такое?
Масхадов объяснял, что главное – единство. Гражданская война – это то, о чем мечтают наши враги. Чеченцы не способны сплотиться вокруг светской власти. Единственное, чему они подчинятся, – это вера, Ислам.
Так он думал.
Это было его ошибкой. Так я считаю. Он лишил Чечню шанса. Борьбу за независимость светской, цивилизованной республики поддержало бы все мировое сообщество. Но никто не стал бы терпеть в подбрюшье Европы анклава исламских экстремистов. Мы были обречены.
Годы спустя, сейчас, никто не винит покойного президента за то, что он сделал. Его обвиняют только в том, что он бездействовал, когда должен был проявить решимость. Ему было на кого опереться. Мы стали бы его опорой. Но он хотел избежать крови. Он добился только еще большей крови, очень скоро. И гражданская война началась. Вторая чеченская война в считаные месяцы превратилось из войны за независимость в гражданскую войну.
Тогда все это было еще впереди.
После провозглашения суверенитета в Шали стали вспоминать, а может, придумывать, что святые шейхи говорили еще при царе: в конце века будет война, и город Грозный разрушат до основания. А Шали уцелеет, война не тронет Шали.
Если такое предсказание и было, то провидцы ошиблись. В 1995 году фугас взорвался на шалинском рынке. С этого все началось. Вторая война готовила для Шали еще больше бомб, снарядов и мин.
Лечи позвал меня в свой кабинет. Я зашел, поздоровался и встал у стола.
– Садись, разговор есть.
Я присел на деревянный стул и положил “Стечкина” в кобуре на колени.
– Как у тебя в плане идеологической подготовки?
Я вопросительно поднял брови.
– Неважно. Марксистско-ленинскую философию еле сдал в университете на тройку. А почему ты спрашиваешь?
Дядя не ответил на мой вопрос. Он покачал головой.
– Теперь у нас другие университеты. Марксизм-ленинизм не канает. У нас государственная идеология – Ислам, учение пророка Мухаммада, мир Ему.
Я все понял.
– Лечи, я не то чтобы совсем атеист. Скорее, я верю, что есть Всевышний, и все такое. Но ни к какой конфессии не принадлежу. Я считаю, что…
Лечи оборвал меня.
– Ты обрезан?
Я повертел головой отрицательно.
– Пост на
Я вздохнул.
– И
– Но…
– Ты должен принять Ислам. Никаких “но”. Иначе у меня будут проблемы. Эти шайтаны донесут наверх, что у меня работает
Шайтанами мы называли бородатых поборников шариата. Кафирами шайтаны называли неверующих.
Я понял, что дело практическое, и вступать в теологический диспут дядя не намерен.
– Сделаем все тихо. Я позвоню паре людей – мулле и хирургу. Тебя укоротят где надо и научат молитвам. Если шайтаны сделают предъяву, расстегнешь ширинку и покажешь им свой мусульманский агрегат. Пусть отсосут, суки басаевские.
– Когда, Лечи?
– Да прямо сейчас. Мой водитель тебя отвезет, а я пока договорюсь. Это в Герменчуке. Не доверяю нашим шалинским собакам.
– Я… я хотел бы морально подготовиться.
– В машине морально подготовишься. Можешь даже расстегнуть свои штаны и полюбоваться на свой необрезанный в последний раз. Запомни его таким.
Дядя хохотнул.
У меня не было выбора.
В машине я прокручивал в голове аргументы против решения Лечи, которые я не решился высказать ему вслух.
Мне необязательно формально принимать Ислам, так как, согласно Сунне Пророка и Хадисам, если хотя бы один родитель по рождению является мусульманином, его дети также считаются мусульманами! А мой отец по рождению мусульманин, и весь наш род входит в вирд Сесин-Хъаж тариката Накшбандия!
Даже если мне следует принять Ислам, из-за того, что я жил жизнью неверного столько лет, обрезание делать вовсе не обязательно! Обрезание для мусульманина является желательным, но не обязательным! Тем более, я уже взрослый и эта процедура может быть для меня болезненной и вредной!..
Дорога из центра Шали до ближайшего села в сторону Грозного, Герменчука, заняла не больше двадцати минут, но когда мы подъехали, меня уже ждали.
Врач провел меня в комнату своего большого кирпичного дома, превращенную в операционную, и усадил в странной формы кресло. Наверное, гинекологическое.
– Разве не наоборот? Разве я не должен сначала произнести шахаду и только потом – обрезание?
– Да ты у нас ученый,
Пока он готовил инструменты, я смотрел как завороженный на его руки. Я боялся, меня даже начало мутить. Врач заметил это и издевательски сказал:
– Что же ты, боец? Как ты собираешься воевать? Когда начнут стрелять, может не только кусок лишней кожи с члена, может голову с плеч оторвать!
Я понял тогда, что не верю всерьез в будущую войну. Мы часто говорили о ней как о решенном деле, подбадривали друг друга, но мне казалось, что это просто так. Не будут люди воевать, уже один раз попробовали, кто станет второй раз наступать на те же грабли?! Ведь все закончилось миром. И, если что, им там, наверху, хватит ума, чтобы снова договориться. Они же не идиоты…
Врач подошел ко мне со скальпелем в руке, улыбаясь.
– Ну что, может, тебе сделать анестезию?
– Не надо.
– Правильно. Мужчина должен терпеть боль. Брал в руки свежую крапиву, на спор? Это будет не больнее.
Врач сделал серьезное лицо и продолжил:
