– Думай о том, что твоя плоть приносится в жертву Всевышнему.
– Зачем Всевышнему кусок моей письки? – не удержался я.
Врач посмотрел на меня неодобрительно и ничего не сказал в ответ. Он пробормотал молитву, оттянул крайнюю плоть пинцетом и ловко полоснул по ней скальпелем.
Я увидел свою кровь и отключился.
Когда я очнулся, рана была обработана и забинтована. В кабинете уже сидел мулла.
– Повторяй за мной.
И он произнес
Ашхаду алля иляхаилляЛлах ва ашхаду анна Мухаммадан расулюЛлах
Я повторял необычные слоги. И внезапно заметил, как комнату залил белый, всепроникающий свет. Предметы перестали отбрасывать тени. Врач говорил мне что-то еще, но его слова проходили мимо моего сознания. В моей голове заиграла музыка, но я не смог бы записать ее нотами, никогда раньше я не слышал таких созвучий.
Ашхаду алля иляхаилляЛлах ва ашхаду анна Мухаммадан расулюЛлах
“Я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что нет божества, кроме Единого Создателя – Аллаха, и я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что Мухаммад – последний Посланник Аллаха”.
Папа всегда говорил, что я слишком быстро увлекаюсь. А мама повторяла русскую пословицу: заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет.
Для меня самого было неожиданностью, с какой серьезностью я отнесся к своему обращению, случайному и вынужденному. Теперь вечерами я читал перевод смыслов Корана, пытаясь проникнуть в суть этой религии. Я стал совершать молитву пять раз в день. Этот период фанатичного следования продлился у меня недолго, но все же…
Однажды на работе дядя зашел в мой кабинет с каким то срочным делом и застал меня склоненным на коврике для молитв, обращенным лицом в сторону Мекки. Он почесал в затылке и молча вышел.
Я мог бы многое вам рассказать. Об Исламе, последней и окончательной религии, данной человечеству. О своем экстазе и озарениях. Но, пожалуй, не буду. Есть вещи, о которых не стоит рассказывать непосвященным. Нет, дело тут не в метании бисера. Просто тот человек, у которого нет определенного духовного опыта, все равно ничего не поймет. И может даже нанести оскорбления, вольно или невольно. Я не хочу подталкивать вас в ад. У каждого свой путь.
Каждый катится в ад своею собственной дорогой.
Я скажу только, что мое обращение помогло мне пережить то, что случилось дальше.
Лейла. Однажды с ней уже произошла неприятность. Она шла с рынка, и какая-то сумасшедшая баба, фанатичная поборница нравственности, сдернула с ее головы платок.
Платок, косынка, которой покрывают волосы чеченские женщины, – символ добропорядочности и целомудрия. Когда-то головной платок торжественно вручали только самым верным и преданным женщинам. В одной национальной песне поэт жалуется, что наступили времена, когда каждая шлюха может купить себе платок на базаре.
Что-то вроде этого кричала и бешеная тетка, срывая платок с Лейлы.
Если бы это был мужчина, я пристрелил бы его. Но я не мог разбираться с женщиной.
Лейла сидела дома и тихо плакала.
Родственники оскорбительницы принесли официальные извинения, дело было вроде бы улажено. Но не для Лейлы. У нее был очень трудный характер. Лейла была горда и упряма. Она стала выходить на улицу без платка, распустив свои ароматные темные волосы.
Она шла с гордо поднятой головой, бросая вызов.
Старшие заставили ту тетку лично прийти к нам домой и смиренно поднести Лейле платок. Лейла взяла его, скомкала и швырнула ей в лицо.
Она еще сказала, куда эта баба может свой платок себе засунуть.
Наверное, не стоило Лейле поступать так. Было бы безопаснее, если бы она продолжала носить косынку. Тогда, возможно, беда обошла бы ее стороной.
Но это была бы не Лейла. Лейла не могла поступить иначе.
И случилось.
Она отправилась на рынок за продуктами, оставив ребенка у своих родственников, шла по тротуару. Рядом притормозила белая “девятка” с тонированными стеклами, и двое парней, выскочивших из машины, затолкали ее в салон. Ее похитили среди бела дня, посреди людной улицы. Многие видели, но никто не успел ничего сделать. “Девятка” рванула с места и скрылась.
Я был на работе, когда запыхавшийся и дрожащий от волнения подросток ворвался в мой кабинет и сообщил о случившемся. Я не мог в это поверить, я лишился дара речи и не мог двигаться. Лечи поднял на ноги всех, кого мог. Мы бросились в погоню, по всем направлениям. Но мы не знали, куда ехать и кого ловить. Белых “девяток” с тонированными стеклами было слишком много. Номер был заляпан грязью, очевидцы не смогли его разглядеть. Даже если бы смогли – базы автомобилей не существовало, люди ездили без документов, даже без прав. Четверть машин были угнаны в России.
Две недели продолжались безуспешные поиски.
На пятнадцатый день хмурые мужчины привезли Лейлу из Мескер-Юрта. Она была истерзана, но жива.
Лейлу положили в районную больницу. Она не захотела возвращаться домой. Она попросила, чтобы я не приходил к ней. Она не могла меня видеть. Она хотела видеть только своего ребенка.
Сын все это время так и оставался у ее родственников. Они принесли малыша, когда Лейле стало лучше. Я мог только прятаться за дверью и смотреть на нее.
Я не мог сам вести это дело. Лейлу опрашивал Лечи. Он приходил к ней в больницу и беседовал, пытаясь найти хоть одну зацепку. Это было трудно.
Лейла не помнила ни лиц, ни имен, ни мест. Ей завязывали глаза. Большую часть времени ее продержали в подвале, куда заходили мужчины, по одному и группами, и насиловали. Иногда Лейлу перевозили с места на место. В один из таких переездов похитители ослабили бдительность. Лейла выпрыгнула из машины на ходу и закричала, призывая людей на помощь. Преступники испугались и уехали.
Все, что запомнила Лейла, – в подвал вели шесть ступеней, на нижней слева была выбоина в целый кирпич. Лейла споткнулась на ней и упала.
К поиску подключился весь наш
– Мы возьмем их без тебя, – сказал Лечи.
– Нет, я поеду.
– Держи себя в руках.
Мы приехали вечером и окружили дом. В полуразрушенной пристройке горел свет. Когда мы ворвались, трое молодых мужчин курили анашу. Нас было два десятка, мы скрутили их безо всякого труда. Они были испуганны, они даже не сопротивлялись.
– Прикончим их? – спросил меня молодой боец из МШГБ.
– Нет. Презумпция невиновности. Мы проведем следствие.
Опознание устроили в больнице той же ночью. Лейле завязали глаза и заставили похитителей говорить. Потом увели преступников и между собой говорили трое наших парней, с которыми Лейла не была знакома.
– Кто? – спросили у Лейлы.
