Его не поймали. Но убили – тоже в марте. Еще через два года. Март, март, март. Март – морт – смерть… В марте 2002 года Амир ибн аль-Хаттаб, Самир бин Салех ас-Сувейлим, “Черный араб” и “Снежный человек”, амир Высшего военного Маджлисуль Шура Ичкерии, получил письмо, весточку от старушки-матери. Что он думал прочитать в этом письме?
Здравствуй, сынок! Да ниспошлет тебе Аллах долгих дней жизни! Как поживают мои невестки? Скоро ли я увижу своих внуков и тебя, ненаглядный мой? Приезжай домой, а то дядя Абдурахман совсем стал плох, хотел увидеть тебя перед тем, как его глаза навсегда закроются…
Говорят, бумага была пропитана ядом, и Хаттаб скоро умер от отравления. Как имам Али ар-Рида, как халиф Умар II, как Балдуин III Иерусалимский, как папа римский Климент VII и Эрик XIV, король Швеции; как император Лев IV Хазар, умерший от короны предшественника, пропитанной трупным ядом; как император Роман II Младший, отравленный собственной женой; как Владислав, король Неаполя; как Антипатр Идумеянин, как Степан Бандера, как Александр Литвиненко – через четыре года.
Говорят, это была хитроумная операция российской ФСБ. Еще говорят, это были разборки по поводу нецелевого использования денег, выделяемых на джихад, между самими моджахедами. Или говорят, что это были разборки, но ФСБ тоже приложила свои чистые руки и задействовала свой сумрачный гений.
Говорят, он был ранен в бою с российским спецназом и умер от последствий ранения и заражения крови, а история с письмецом от мамы – очередная утка.
Никто не знает наверняка. Никто никогда ничего не узнает наверняка.
Дудаев, Масхадов, Басаев, Радуев, Гелаев, Хаттаб…
Все, что мы знаем, – только то, что эти люди мертвы.
Иногда мы сомневаемся даже в этом.
Но тогда, в марте 1999 года, Хаттаб жив. Он возглавляет военно-учебный центр “Кавказ”. Лагерь подготовки террористов находится под Сержень-Юртом, в бывшем пионерском лагере. Ходят слухи о том, что на базе Хаттаба под Сержень-Юртом скрывается сам Усама бен Ладен, главный террорист и враг человечества № 1. Или № 2, после сатаны. Слухи муссируют в основном российские СМИ. Таким хитрым путем к взрыву бомбы на рынке во Владикавказе 19 марта, когда погибли десятки невинных людей, был привязан “чеченский след”: террористический акт организовал Усама бен Ладен, больше просто некому, а скрывается террорист в Чечне. Больше просто негде.
А лучшее место в Чечне, где журналисты могли бы спрятать Усаму бен Ладена, Саддама Хусейна, Адольфа Гитлера, снежного человека, лохнесское чудовище, марсиан и троллей, – это лагерь Хаттаба. Никто не видел его изнутри, не знал, что там происходит.
Я был в том самом лагере, по-настоящему, пионером. Если быть точным, это не один пионерский лагерь, а целая гирлянда лагерей по берегу горной реки, мелкой, с холодной и хрустально-чистой водой. В лесах из бука, среди черных гор. Лагеря назывались так, как обычно в СССР: “Родничок”, “Заря”, “Рассвет”, “Радуга”, “Дружба”… Я проводил каникулы в “Дружбе”. Помню эти места. Да, идеальное место для военной базы.
Во время Хаттаба я туда тоже не смог бы попасть. Мы не очень-то контактировали с Хаттабом и его курсантами. Они спускались в Шали, чтобы купить продуктов на рынке. Мылись в общественной бане, стоящей на источнике целебной сероводородной воды. А еще мы постоянно слышали выстрелы и подрывы в стороне пионерских лагерей – обучение не прекращалось ни на день.
Дорогой мой, мне надоели все эти ваши “воспоминания о войне”. Меня тошнит от них. Какая война, о чем вы? Не было войны, как не было и мира, как не было и такого врага, такой страны – Ичкерия. Мне говорят, что у меня конфабуляции, что я грежу наяву, но я-то все помню и все знаю. Это вы галлюцинируете, вместе со всей Россией, вместе со всем миром.
“Я был на войне”, “А ты был на войне?”, “Он воевал во вторую чеченскую…”
Тошнит.
Послушаешь, так по России миллионы мужчин прошли через “войну” с “Чечней”. Если не миллионы, то сотни тысяч. Где же и с кем они все воевали, родимые? Только в своих снах, со своими кошмарами. Некоторые теперь писатели, или журналисты, или вообще просто – мачо. И смотрят так, несколько свысока, мол, что они понимают – гражданские! Вот когда я был на войне…
Или во дворе – вышел недавно, навстречу пьяный, в стельку, – дай прикурить, брат! Дал. Мы, говорит, выпили, с товарищами фронтовыми, сам понимаешь… кто с этой войны нормальный пришел? Вот и пьем.
Да, пьют, и эти беседы: “когда мы были на войне…”.
У меня в детстве был сосед, маленький мальчик, его потом убило бомбою, так вот, он говорил: когда я был большой, я ходил охотиться на волков!
Так и они.
Что такое эта война, на которой они были?
Чаще всего два-три месяца командировки в Чечню, в составе отряда ОМОН. Сидели на блокпосту, носа не высовывали. Может, провели пару зачисток мирных жителей. Однажды ночью блокпост обстреляли, бывает. На мину кто-то нарвался, тоже не редкость. Если совсем повезло – попали в засаду. Сами ничего не успели понять, но боестолкновение было. Зачет.
Могли еще участвовать в масштабной операции. Например, группа из трех боевиков, мальчиков лет семнадцати, блокирована в селе силами дивизии ВДВ при поддержке артиллерии, авиации, совместно с полком ВВ и парой-тройкой армейских батальонов; это не считая милиции. И вот все они долго и героически уничтожают трех несчастных мальчишек. И получают за это ордена, медали и звания.
Очень мило. Но это не война.
Когда вы говорите “война”, “я был на войне” – создается впечатление, что речь идет об опыте, равнозначном опыту ветеранов Великой Отечественной, прошедших от Бреста до Москвы и от Москвы до Берлина, обороняясь в траншеях, отражая танковые атаки, переправляясь под огнем через широкие реки, бросаясь в рукопашные схватки и выдерживая долгие позиционные бои.
Но ведь это не так, дорогие мои, вы все врете.
Было бы честно, было бы правильно, если бы вы рассказывали о себе: я служил в карательном отряде.
Но это не красиво, не романтично – девушки не будут ахать.
И поэтому вы все врете – про войну.
Хватит врать. Пора уже иметь совесть.
Настоящих боев было не так много. Настоящая война – это штурм Грозного. Когда на улицах горели танки, когда дома переходили из рук в руки несколько раз на дню, как в Сталинграде. Те, кто сражался там, они могут сказать – я был на войне. И русские, и чеченцы.
Но их было мало. В сравнении с тысячами и тысячами новоиспеченных “ветеранов боевых действий”. А осталось в живых еще меньше.
И чеченцы не хвалятся своим участием в войне. По понятным причинам. Да и вообще – чем тут хвалиться? Была война – мы воевали. Это как всегда, как повелось, уже сотни и тысячи лет. О чем тут говорить?
Меня тошнит это всего этого.
Когда мир встанет с головы на ноги, мы перестанем гордиться, нам станет стыдно. Стыдно за то, что мы были на войне. Или даже просто – где-то неподалеку.
Наше ведомство и весь силовой блок лихорадило постоянными реформами, преобразованиями, объединениями, реорганизациями, переименованиями и прочими бюрократическими инфекциями, что еще более осложняло повседневную работу. Мы не успевали привыкнуть к тому, как нас зовут, заменить шевроны и удостоверения, как подоспевала новая реформа.
Четырнадцатого марта вышел указ Масхадова о создании Министерства государственной безопасности ЧРИ. В новое министерство вошли: Служба национальной безопасности (СНБ), Управление по борьбе с похищениями людей (УБОПЛ), Управление безопасности на транспорте и другие спецконторы. Главой МГБ стал бригадный генерал Турпал-Али Атгериев, вице-премьер Кабинета министров, куратор силовых структур, правая рука Масхадова.
