моему молчаливому слову.
Сенечка так же топтался на месте и нервно покашливал. Ему не терпелось поскорее смыться. Сенечка был неплохим парнем и довольно щепетильным в человеческих отношениях. И тем более – бесчеловечных.
Тася загрузила парня пакетами и сумками, так же на ходу натянула белую шубку. И уже собиралась открыть дверь, как резко затормозила. И резко повернулась ко мне.
– А чего-то вы сегодня глухонемой, Аристарх Модестович?
Я упорно молчал. Не скажу, что это был мой придуманный прием. Скорее, сегодняшнее молчание было нечаянным. Но мне оно ужасно понравилось.
– Да-а, – протянула Тася, – старость – не радость. Радикулит, склероз, скупость, а теперь вот еще глухота и немота в придачу.
На счет скупости, эта чертовка, явно соврала!
– А коньячок-то, несмотря на старость, попиваете, – Тася вернулась в комнату и бесцеремонно допила остатки моего коньяка. – И мартини весь мой выдули.
Сенечка кашлянул еще громче. Но на Тасю его кашель не подействовал. И она решила продолжить поединок слова и молчания.
– А к вам следователь этот заходил, да?
От коньяка Тасины глазки заблестели и стали еще нахальнее. А я нахально продолжил молчание.
– Это я заявление написала о пропаже Гришки!
Мне на миг показалось, что она потеряла кота по прозвищу Гришка.
– И свидетелей я нашла! – Тася откровенно меня провоцировала. – Милые такие люди. Сразу видно – очень честные. И семейные. И оленина у них замечательная! Всегда свежая! Я сама пробовала! Их показаниям в суде поверят с первого слова!
Тася никогда не смогла бы отличить свинью от оленя. И я мысленно заликовал. Моя война может быть запросто выиграна.
Неожиданно, на первом этапе боевых действий, Тася сдалась. Я ей наскучил. Она наверняка считала, что меня победила. Своим молчанием я притупил ее бдительность. Она еще не знала об отказе свидетельских показаний против меня. К тому же новая искрометная мысль пронеслась в ее голове.
– Сенечка, а пойдем-ка отведаем оленину! Я так проголодалась!
Сенечка нагло содрал у меня сегодняшний имидж глухонемого. И в ответ только радостно кивнул головой. Он по-прежнему хотел поскорее смыться. Оленина так оленина! Это лучше, чем мой гордый независимый олений поворот головы в его сторону. К тому же я был уверен на все сто, что и он никогда не отличит свинью от оленя. Но по иным причинам, нежели Тася. Он был для этого слишком наивен.
Тася, назло мне, громко и шумно отворила дверь. Пропуская Сенечку, загруженного с ног до головы пакетами. И на пороге, как всегда, обернулась. Ей непременно нужно было ляпнуть еще слово, иначе бы кусок свиньи не прошел в горло:
– Кстати, Аристарх Модестович! И не надейтесь, что ваш номер глухонемого пройдет в суде! Суд все видит! – сказал она так, словно речь шла о суде Божьем. Хотя, в принципе, на счет суда Божьего, она была права.
А я сегодня угадал еще одно в Тасе. Она обожала судиться! И я мысленно перекрестился, что на ней не женился и вовремя от нее сбежал. Суды я физически не мог выносить. Хотя подозревал, что от Божьего суда никуда не деться. Но вот от земного… А земного мне необходимо избежать. Всеми путями, даже если эти пути ведут в ад.
Далее события развивались настолько стремительно, что я не успевал, не только переваривать информацию, но даже испугаться по-настоящему. Мне казалось, что все происходит во сне. И не со мной. А с настоящим Аристархом Модестовичем. Которого в перерывах между начавшейся бессонницей, в короткие промежутки глубокого сна мучили настоящие кошмары.
Утром моими гостями были Тася, Сенечка и Роман. В общем, ворвалась целая банда, во главе с атаманшей.
Тася, по праву главаря начала первая, вновь не поздоровавшись. С каких пор ее манеры стали еще дурнее? Неужели, с тех самых, как ее бросил философ Гришка Карманов?
– Так вот, Аристарх Модестович! – Тася стояла посреди комнаты, подперев руки в бока, – были мы вчера в этой забегаловке! У Косулек!
– Приятного аппетита! – некстати ляпнул я.
– Да уж! Наиприятнейшего! И какого, к чертям, аппетита! Если вместо оленины там подсовывают обычную свинью! Еще недожаренную! Уж я-то гурманша, я-то знаю! Что я оленины не пробовала, что ли!
Я прекрасно знал, что оленины Тася никогда в жизни не ела. А вот свинина… Да уж, отбивные она любила. И методом исключения (помня жениха бухгалтера) Тася-таки сумела определить, что если это вкус свиньи, значит, не олень точно.
– Я уже на них жалобу накатала! Целую петицию! Будут знать, как обманывать благородных покупателей! Вот так! Еще их забегаловку прикроют, вот увидите! Я еще доберусь до суда!
У меня на глазах развивалась мания искового жалобщика.
– Мало того, что они шарлатаны! – Тася кричала все громче и громче. Ее щечки горели от возмущения. А вообще она была похожа в этот миг на обыкновенную торговку. Не олениной, а свиньей. Впрочем, это не имело значения. Особенно для несчастных животных. Которые, в отличие от людей, не имеют классовых различий, к какому бы классу не принадлежали.
– Мало того, что они аферисты! Так они еще дают ложные показания! То свидетельствуют против, то – за! А это называется – показания ненадежных свидетелей! И за это привлекают к уголовной ответственности! Вот так! – Тася громко стукнула каблучком. А у меня закралась смутное подозрение, не юрист ли ее третий жених. И я даже стукнул себя по любу! Ба! Сенечка! Ну, если не чистый юрист, то где-то рядом с законом стоит точно. Пока на дороге. Но для Таси достаточно и минимального юридического образования, чтобы из этого затеять максимальный юридический процесс.
Я внимательно посмотрел на Сенечку. И искренне поразился. Передо мной стоял не несчастный оловянный солдатик. А я бы сказал – сержант, вернувшийся прямо с окопов! Нет – офицер, только что командовавший боем. Нет, генерал… Пожалуй, с генералом – это сильное преувеличение. И я вовремя остановил пулеметную очередь своих мыслей, как рядовой.
Да, сегодня утром был другой Сенечка. Что с ним могло произойти за ночь? Я совсем отупел. И посмотрел на Тасю. Что же еще! Быть в подчинении у нее – вот кто настоящий генерал! Генерал ночи. Что ж, похвально. Парни, подобные Сенечке, редко меняются. Они по жизни и порядочные, и совестливые. Что бы их изменить, нужна только Тася. А Таси, как правило, для подобных им, быстро находятся.
Тася встрепенулась и подбежала к Сенечке:
– Ну, чего ты стоишь, как истукан (вероятно, она имела в виду оловянного солдатика, но не читала Андерсена). – Ну же, говори! Все равно в суде выступать придется (при слове «суд» Тася мечтательно закатила глаза).
Сенечка сделал строевой шаг вперед. Откашлялся. Мне показалось, он вот-вот приложит руку к козырьку.
– Извините, гражданин Аристарх Модестович, – сурово начал он, и мне показалось, что меня оштрафуют на месте. – Но я привык говорить правду и только правду.
– И в чем твоя правда, Сенечка?
Сенечка на секунду смешался. Он и впрямь раньше говорил только правду. Но когда это было! Целые сутки назад. Сенечка вновь принял важный суровый вид, видимо, вспомнив минувшую ночь или в предвкушении ночи сегодняшней.
– Я со всей откровенностью вам заявляю, что собственными глазами видел в тот день, когда имело место быть урагану, что не иначе, как к вам заходил гражданин по фамилии Карманов. Поскольку самолично стоял на дороге и руководил автомобильным движением с помощью жезла.
Какая наглая ложь! И почему любовь с людьми вытворяет Бог знает что! А может и не знает. Но я почему-то на Сенечку зла не держал. И только в ответ печально вздохнул.
– Ну что вы на это скажете? Относительно гражданина Карманова? – Роман сощурил свои прозрачные
