– Но это великие свершения ради общества, ради человечества, – возразил я ей. – А ради чего ты совершала эти бессмысленные убийства? Ради себя…
– А мне плевать на общество! Я сама – общество, и сама его королева, и сама – его слуга, и сама – палач, и сама – благодетель! И моя идея – это идея только моего общества.
– А Стасу хотелось жить, Оксана.
– Люди, которые хотят жить, всегда выживают. Ты это запомни, Ник. Вот ты, например. Твои игры в самоубийство – это чистейший блеф! Игра неудавшегося актера! Ты всегда хотел жить. И я это видела! Поэтому мне трудно было бороться с тобой: ты слишком иронично ко всему относился, в том числе и к самой жизни. А ирония, здоровый цинизм – один из самых сильных двигателей жизни. Недаром ты сразу учуял фальшь в оформлении «КОСА» и ее спектаклях. Тебе это было почти смешно, хотя пришел ты в клуб искренне, по собственному желанию. Стас был совсем другим. Он был слишком слаб для жизни и поэтому умер. Если бы его не отравила я, он все равно рано или поздно наложил бы на себя руки, как и его мать. Но этот мальчишка, этот депрессирующий Байрон все-таки сумел перечеркнуть мой план, переиграл мой спектакль, изменил финал моего сценария. Он сунул нос не в свое дело! Я бросила его, а он не хотел сдаваться. Он все время следил за мной.
Однажды заявился ко мне на работу, где и увидел нашу свадебную фотографию, на которой была изображена счастливая влюбленная парочка: улыбающийся Ник и его прелестная скромница жена Оксана. Потрясенный, он на время затаился, пока однажды ему не удалось меня вычислить. Это случилось незадолго до самоубийства Матвея Староверова. Я, видимо, неосторожно себя повела, и он заметил, как я проникла в «КОСА». И после этого он постоянно пытался найти меня в клубе. Он выспрашивал обо мне у Толмачевского, но тот отвечал одно и то же мол, это была Анна. Стас не сдавался, и шпионство привело его в кабинет Толмачевского, когда я беседовала со Староверовым. Конечно, он тогда не мог знать, зачем я там со Староверовым. И еще сомневался, кто это на самом деле я или Анна. Но ответы Толмачевского уже не удовлетворяли его, и он решил самостоятельно провести расследование. Он проник в мой кабинет, пересмотрел карточки, заведенные на больных. И сравнил список моих пациентов со списком членов «КОСА». Толком он все равно еще ничего не мог разобрать, и, не сомневаюсь, я бы легко выпуталась из этого щекотливого положения: Стас был слишком доверчив… Куда большей неудачей было то, что однажды он застал меня с Лядовым. И когда накануне спектакля он прибежал ко мне, взъерошенный, промокший до нитки, так непохожий на чистюлю Стаса, я по-настоящему испугалась. Он кричал, что умер Староверов и не исключено, что это я приложила к этому руку. Но самое страшное, что он узнал тебя, Ник! Он вспомнил свадебную фотографию. Вспомнил, что я целовалась с Лядовым. Он понял, что я готовлю что-то против своего мужа, то есть против тебя, Ник. Ты ему был очень симпатичен. И еще он кричал, что обязательно все расскажет тебе. Это становилось крайне опасным. Даже если бы Стас ничего толком не мог доказать, в любом случае это могло привести к разрыву с тобой. Ты бы никогда не простил, что я спуталась с Лядовым, которого ты почему-то считал дешевкой. А тогда мне уже не получить изумрудную чашу. Этого я никак не могла допустить!
После визита ко мне он решил встретиться с Лядовым, чтобы узнать всю правду и потом посвятить тебя в эту правду. А я в это время задумала преступление… Я не могла допустить, чтобы ты обо всем узнал. Я не могла допустить, чтобы ты узнал о моей двойной игре. Выходило, что, если Стас останется жив, у меня не будет шанса выпутаться и моя мечта никогда не осуществится.
Я позвонила Лядову и сказала, что Стас хочет с ним поговорить. Но Лядов уже это знал и как раз собирался к нему. Я попросила Вову, чтобы он подольше задержался у этого мальчишки. Чтобы тот не успел перед премьерой рассказать правду Нику, то есть тебе. А я тем временем вновь превратилась в красавицу Анну и проникла за кулисы. Я еще точно не представляла своих действий, но любым способом обязана была подсыпать яд в чашку. Не удайся мне это, я бы после спектакля все равно изыскала способ не позволить Стасу поговорить с тобой. Я бы все равно уничтожила его! Но вновь на помощь пришли силы небесные…
Или силы дьявола, как ты говоришь. Ведь дьявол играет на стороне сильных. Сыграл он и на моей стороне. Я почти отчаялась, так как Вася не выпускала чашечки из своих рук. И я уже было решилась на крайние меры, как вдруг эта маленькая дурочка в порыве любви окликнула тебя, чтобы повиснуть на шее. Этого было вполне достаточно, чтобы успеть подсыпать цианид в чашку. Стас умер. В этом можно было запросто обвинить эту девчонку, да и ты играл на моей стороне. Ты ведь все до деталей мне рассказывал. В рассказах твоих меня тревожило одно – кто этот лысый Вано, выдающий себя за моего бывшего парня, скульптора.
Ты и сам толком не знал, кто он, этот парень, по непонятным причинам вернувшийся со сцены и вполне успевший заметить меня. Но если бы он видел, то должен был сообщить следователю. Значит, либо он ничего не заметил, либо он просто шантажист и выжидает момента воспользоваться информацией. В любом случае, он становился опасным. И я решила убрать его. Такая возможность мне предоставилась, когда я проникла в квартиру Вороновой за Афродитой. Я увидела этого здоровенного бугая в окно, тебя не могла заметить – ты уже вошел в подъезд. И я спряталась за дверью. Я не знала, что Вано задержится. И, ударив кого-то бронзовой статуэткой, я была уверена, что это он. Но мне не повезло. Это оказался ты, хотя, может быть, небесные силы мне подсказывали в ту минуту, что тебя необходимо убить. Ведь ты столько раз мне мешал, Ник!
– Какие добрые твои приятели, силы небесные, Оксана. Они подсказывают такие умные вещи…
– Ах, оставь, Ник. У меня мало времени. И, если хочешь выслушать до конца…
– Очень хочу, – тут же ответил я, уверенный, что самой Оксане ничуть не меньше хочется говорить.
– А потом, – продолжала она, – а потом я узнала, что этот парень жив. И очень даже сует нос в это дело. Я и предположить не могла, что он следователь. Сыщик с такой физиономией! Это да! И я решила, что он просто шантажист, который хочет насобирать побольше фактов, чтобы использовать их в своих интересах. Но, узнав, что он следователь… я даже обрадовалась! Значит, этот мордатый сыщик за кулисами ничего не увидел и не услышал. Я вновь оставалась в тени. Конечно, в истории с Вано был еще один мой просчет: я проглядела, как он проник в «КОСА», не придала этому значения. Нужно было тщательней подбирать людей.
– Любая работа не обходится без ошибок, – съязвил я. – Особенно такая рискованная…
– А потом вы вычислили Анну. – Оксана не обращала внимания на мои слова. – Мне пришлось убрать ее.
– Как потом пришлось убрать Толмачевского и вообще ни в чем не повинного швейцара!
– Так уж и не повинного! Этот негодяй все же видел меня! И мог опознать. В любом случае – его жизнь уже ничего не стоила.
– Впрочем, как не стоила и любая другая жизнь. По сравнению с твоей, Оксана.
