отражение Джулии в зеркале.
— Это… абсолютный и совершенный кошмар. Я выгляжу… консервативной! — драматически взвыла она, Дергая за подол маленького платья. — Посмотри! Я похожа на кого-то из чертова бродвейского шоу с толстяками! И лак для волос! Мой потенциальный муж подумает, что я тролль!
Платье было потрясающим. Стопроцентный убийственный шик!
— Джулия, ты неотразима. И платье такое короткое, что его почти не видно. Это антипод консервативности, — уверяла я, пытаясь утешить ее.
— Я гибну, а ты говоришь мне про антиподов! О, не могли бы вы уйти и оставить меня в покое? — заплакала она.
Выгнав меня, Джулия заперлась в гардеробной и начала переодеваться. Она меняла и меняла платья, а потом сказала через дверь, что не хочет никуда ехать, поскольку для нее это слишком большое интеллектуальное, сексуальное и физическое напряжение. И хотя, признаться, мне было абсолютно все равно, поеду я на какой-то сказочный бал в мраморном особняке Маффи или нет, все же было ужасно жаль шикарного белого шифонового платья, позаимствованного в офисе из шкафа с образцами моделей, платья, которое я решительно намереваюсь вскоре вернуть. До чего же обидно, что оно так и не увидит света!
— Джулия, мне абсолютно безразлично, поедем мы или нет, — отозвалась я, имея в виду, что могу надеть платье и в другой раз. — Но там будет так весело.
— Нью-йоркские вечеринки — это не веселье. Это война, — возразила Джулия, открывая дверь и снова появляясь в убийственном платье от Шанель. — Дэвид, дайте мне ксанакс. Я всегда принимаю транквилизатор перед первым свиданием.
Дэвид полез в свою сумку, набитую самыми различными лекарствами для таких случаев, и выудил маленький пакетик. Джулия разорвала его и сунула в рот миленькую нежно-голубую таблеточку, что показалось мне очень современным способом справиться с войной а потом вызвала водителя и велела доставить нас к Маффи.
Не кривя душой, клянусь: я почти полностью уверена в том, что не знаю, почему получилось так, что я заполучила потенциального мужа, а Джулия — нет. Точнее сказать, к концу вечера голова ПМ и рядом не лежала с бразильским регионом Джулии, зато оказалась в критической близости к этой географической зоне, принадлежавшей моей особе. Видите ли, этот пузырек шампанского сам проглотил несколько таких же пузырьков, по каковой причине несколько затруднительно припомнить, как все случилось. Но только желая внести уточнения к некоторым омерзительно злобным слухам, типичным для принцесс с Парк-авеню, утверждавшим, что я украла ПМ прямо из-под прелестного носика лучшей подруги, — я обязана воспроизвести события того вечера как можно точнее.
Мы опоздали на час, и к тому времени, как прибыли в особняк Маффи, оказалось почти невозможным разыскать наш столик, поскольку по всей комнате были расставлены букеты белых лилий и свечей, причем так тесно, что уже на расстоянии ярда ничего не было видно. (Кстати, о цветах: Лилейные Джунгли сейчас очень приняты на Манхэттене, несмотря на связанные с ними навигационные затруднения.)
Гостей было человек двести пятьдесят, и на каждого приходилось по официанту в белом смокинге и перчатках. Толпа ослепляла: Маффи всегда приглашает на свои суаре сливки манхэттенского общества. Кстати, о платьях: преобладала цветочная тема, что всегда имеет место на благотворительных вечерах в пользу спасения садов, многие девушки были в платьях от Унгаро, потому что он, бесспорно, делает лучшие цветочные платья в мире.
Упомяну и о драгоценностях: девушки помоложе сверкали бриллиантовыми ромашками от Аспри, женщины постарше были обременены государственными драгоценностями из сейфов. Все целовались, здоровались и утверждали, что страшно рады видеть друг друга, даже если это было не так.
Мы уселись как раз в тот момент, когда подавали первое блюдо: холодный мятный суп. Наш столик стоял прямо в центре комнаты. Все остальные уже сидели. Четверо ПМ, выбранных Маффи для Джулии, были tres этнически разнообразны. Джулия едва успела попробовать суп, потому что итальянский князек, сидевший слева, объявил:
— Вы прекраснее Эмпайр-Стейт-билдинг!
— А вы очаровательны, — кивнула Джулия.
Ее улыбка сияла такой радостью, что ободренный князек продолжил:
— Non-non-non! Вы прекраснее, чем Рока-феллз-центар!
Блондинистый БАП, наследник повелителя недвижимости, сидевший справа, немедленно возразил:
— Маурицио, простите, но я не согласен. Эта женщина прекраснее Пентагона.
Никогда прежде не слышала, чтобы мужчины сравнивали женщину с небоскребом! Но Джулии, должно быть, это польстило, потому что она тут же задала ключевой вопрос:
— Вы верите в необходимость водителей? — И она просияла неземной улыбкой.
Оказалось, что все верили в то, что необходимо иметь водителей, словно члены одной секты, включая продюсера звукозаписи, сидевшего напротив, поляка по происхождению, и Тринадцатого мужчину, который оказался актером из Лос-Анджелеса, направлявшегося в Миннесоту. (Подозреваю, что Маффи смягчилась и все-таки допустила одного в свое святилище.) Оказалось также, что, кроме водителей, у собеседников имеются еще и пилоты, потому что у всех были личные самолеты, кроме актера, позаимствовавшего авиалайнер у «Уорнер Бразерс», «как все обычно делают. И вы можете курить в нем красные „Мальборо“, что, типа, просто гениально».
Мужчины начали обсуждать типы самолетов, авиационные приборы, сигары и НАСДАК[24], предметы, должно быть, куда более занимательные, чем кажутся невеждам вроде moi, потому что нью-йоркские мужчины, похоже, ни о чем другом говорить не способны. Никто не обращал внимания на Джулию или вашу покорную слугу, а также на других девушек за столом. Джулия открыла золотой ридикюль, вынула помаду и начала красить губы — привычка, проявлявшаяся всякий раз, когда ей было невыносимо скучно.
— Почему вы, парни, не можете быть хоть чуточку реальнее?
Мне показалось, что для Джулии это весьма странное заявление, поскольку сама она всегда утверждает: единственная реальная для нее вещь — это бриллиант. Продюсер похлопал ее по руке и объяснил:
— Так богатым не станешь, деточка.
— Ах, какие вы все интересные люди! — саркастически бросила Джулия, но продюсер ничего не заметил, потому что возобновил обсуждение сигар с наследником недвижимости.
Далее мужчины успешно игнорировали всех и вся, кроме себя и своих самолетов, и Джулия, весьма талантливо умевшая направить внимание в свою сторону, громко сообщила:
— У меня сто миллионов долларов. — ПМ мигом притихли. Поэтому Джулия добавила: — И все они мои.
После этого все ужасно заинтересовались мнением Джулии, но та, мило улыбнувшись, объявила: — Простите, мне придется покончить с собой в дамской комнате.
Пока ее не было, я пояснила, что все совершенно нормально и Джулия обычно проделывает это, когда ей надоедает общество и если считает, что люди очарованы только ее деньгами, а не блистательной индивидуальностью. Все молодые люди были настолько пристыжены, что я не выдержала:
— Не мучайтесь понапрасну! Все, кроме меня, любят Джулию за ее деньги, так что тут нечего смущаться. Она давно к этому привыкла. Даже в детском саду подруги играли с ней только потому, что родители рассказали им, как она богата.
Думаю, мне удалось рассеять крайне неловкую атмосферу, потому что напряжение сразу спало и все стали расспрашивать меня, откуда у Джулии такое богатство. Иногда мне бывает ужасно жаль принцесс с Парк-авеню: стоит им на две секунды отвернуться, как все начинают допытываться, сколько они стоят или будут стоить, словно речь идет о биотехнических роботах или чем-то в этом роде. Естественно, я сказала, что не имею права обнародовать столь конфиденциальную информацию, как источник фамильного состояния семьи Бергдорф.
— Так это Бергдорф? Неудивительно, что она идеальная блондинка! Такой оттенок! — протянула сидевшая напротив темноволосая девушка. — Как по-вашему, она может устроить меня к Ариетт?
Нью-йоркские девушки вечно требуют одолжений от абсолютно посторонних людей, по-видимому,
