в шею. Капюшон и роба, которые я на первых порах принял за одежду, казались частями его карикатурного тела. Если бы не невероятность подобного предположения, я бы поручился чем угодно, что так оно и есть. Ног его я не видел, потому что его роба (или тело) опускалась до самой земли. Передвигался он таким образом, словно ноги у него были; я еще подумал, что, будь он безногим, ему навряд ли удалось бы все время опережать нас на несколько шагов.
Он молча вел нас за собой, а мы следовали за ним тоже молча, ибо при столь быстрой ходьбе дыхания на разговоры не хватало.
Наш путь пролегал глухими местами, где не было никаких следов того, что когда-то тут жили люди. Мы шли по холмам, время от времени пересекая крохотные долины. С вершин холмов нам открывались бескрайние просторы, лишенные даже намека на человеческую деятельность: ни обломков строений, ни разросшихся изгородей. Кругом был лес; он густой стеной вставал в долинах и немного редел на холмах. Почва была каменистой; повсюду встречались огромные валуны, на склонах холмов серели выходы пород. Почти ничто не оживляло безрадостную картину. Изредка раздавались птичьи трели, мелькали порой среди деревьев какие-то зверушки. Я решил, что это кролики или белки.
В долинах мы останавливались, чтобы напиться из мелководных речушек, но привалы были кратковременными. Мы с Синтией ложились на живот и жадно пили, а Душелюб, который, по всей видимости, не нуждался в питье, нетерпеливо поджидал нас, чтобы двигаться дальше.
Наконец, впервые с момента выхода в путь, мы устроили настоящий привал. Гребень холма, вдоль которого мы шли, круто забирал вверх, а потом нырял в распадок; самую верхнюю его точку образовывала широкая площадка, на которой громоздились друг на дружку камни, каждый размером с хороший амбар. Завалены они были так, словно с ними играл какой-нибудь древний великан: они наскучили ему, и он бросил их лежать там, где они лежат до сих пор. На камнях росли чахлые сосенки, кривые корни которых алчно цеплялись за любую опору.
Душелюб, который по-прежнему опережал нас, исчез среди камней.
Достигнув того места, где он пропал из вида, мы обнаружили, что наш вожатый удобно устроился в расселине, образованной массивными каменными глыбами. Расселина защищала от ветра, и из нее можно было наблюдать за тропой, по которой мы пришли.
Душелюб помахал рукой, подзывая нас.
– Передохнем, – сказал он. – Если хотите, перекусите, но без огня.
Огонь, быть может, разведем вечером. Там поглядим.
Мне хотелось только одного: сесть и больше не вставать.
– Не рано ли мы остановились? – сбросила Синтия. – Они, наверное, уже пустились в погоню.
Вид у нее был такой, будто колени ее вот-вот подломятся, и она рухнет навзничь, чтобы никогда не подняться. Тонкие губы на лице тряпичной куклы разошлись в усмешке:
– Они еще не вернулись в пещеру.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– От теней, – ответил Душелюб. – Они бы известили меня о возвращении волков.
– А не может быть, – поинтересовался я, – чтобы твои тени сбежали, бросив нас на произвол судьбы?
Он покачал головой.
– Не думаю, – сказал он. – Куда они денутся?
– Ну мало ли, – смешался я. По совести говоря, я понятия не имел, куда могут деться призраки.
Синтия устало опустилась на землю и оперлась спиной на громадный валун.
– Что ж, – проговорила она, – значит, можно перевести дух.
Порывшись в рюкзаке, который скинула с плеч перед тем, как сесть, она достала из него что-то и проткнула мне. Я присмотрелся: какие-то непонятные красные с черным плитки.
– Что это за отрава? – осведомился я.
– Вяленое мясо, – сказала она. – Отломите от плитки кусочек, положите в рот и начинайте жевать. Очень питательно.
Она предложила мясо Душелюбу, но тот отказался.
– Я крайне редко поглощаю пищу, – объяснил он.
Избавившись от своего рюкзака, я подсел к Синтии, отломил кусочек вяленого мяса и сунул его в рот. Мне показалось, что даже картон был бы, пожалуй, помягче и повкуснее.
Усевшись лицом к тропинке, по которой мы сюда добрались, и меланхолично двигая челюстями, я думал о том, насколько суровее жизнь на Земле по сравнению с нашим милым Олденом. Вряд ли я действительно сожалел о том, что покинул Олден, но был к этому близок. Однако воспоминания о прочитанных книгах о Земле, о моих мечтаниях и томлениях укрепили мой дух.
Я размышлял о том, что, будучи восторженным поклонником первобытной красоты земных лесов, тем не менее, ни физически, ни по складу характера решительно не годился на роль этакого первопроходца, покорителя девственной природы. Я прилетел на Землю вовсе не за этим; но, с другой стороны, в теперешних обстоятельствах мне выбирать не приходится.
Синтия, торопливо дожевывая свой кусок, спросила:
– Мы идем к Огайо?
– Разумеется, – отозвался Душелюб, – но до реки еще далеко.
– А как насчет бессмертного отшельника?
– О бессмертном отшельнике мне ничего не известно, – сказал Душелюб.
– До меня доходили только слухи о нем, а слухи бывают всякие.
– Про чудовищ, например? – справился я.
– Не понимаю.
– Ты как-то упомянул чудовищ и сказал, что волков использовали для борьбы с ними. Ты заинтриговал меня.
– Это было очень давно.
– Но было же.
– Да.
– Наверное, генетические выродки…
– Слово, которое ты употребил…
– Послушай, – перебил я, – когда-то Земля представляла собой радиоактивное пекло. Многие формы жизни исчезли. А у тех, кто выжил, должен был измениться генетический код.
– Не знаю, – сказал он.
«Так я тебе и поверил», – усмехнулся я мысленно.
И тут у меня мелькнуло подозрение, что он потому разыгрывает из себя незнайку, что сам является одним из генетических выродков и прекрасно об этом осведомлен. Интересно, как я не сообразил раньше?
– Зачем Кладбищу было возиться с ними? – продолжал я допрос. – Зачем было изготавливать волков для охоты на них? Правильно? Ведь волки предназначались именно для охоты?
– Да, – кивнул Душелюб. – Волков были тысячи и тысячи. Они собирались в огромные стаи и были запрограммированы на охоту за чудовищами.
– Не за людьми, – уточнил я, – только за чудовищами?
– Совершенно верно. Только за чудовищами.
– Наверное, иногда они ошибались и нападали на людей. Не так-то просто запрограммировать робота на охоту только за чудовищами.
– Да, ошибки бывали, – признал Душелюб.
– По-моему, – заметила Синтия горько, – Кладбище из-за них не убивалось. Подумаешь, несчастный случай!
– Не могу знать, – сказал Душелюб.
– Чего я не понимаю, – проговорила Синтия, – так это того, зачем им понадобилось отлавливать чудовищ. Вряд ли их было слишком много.
– Нет, их в самом деле было слишком много.
– Ладно, пускай. Ну и что из того?
