…Когда-то давно во Вселенной, как вы ее называете, с большой буквы, не было ничего. Был только один я, кого вы упорно именуете Джинном. Он летел в черном пустом пространстве, в абсолютном, чудовищном одиночестве. Он ничего не видел, потому что у него не было глаз. Тогда он создал себе глаза, и в этот момент появились звезды. То есть, звезды – это и есть глаза Джинна – мои глаза. Миллионы лет он летел от звезды к звезде, любуясь каждой, и это ему также наскучило. Тогда он создал себе тело, и это тело встало на ноги, на некую твердь. То есть, создав себе осязание, Джинн отделил твердь от хляби. Так появилась Земля. Джин населил ее великим множеством тварей, с которыми было приятно играть, ездить и плавать на них верхом.
Но одиночество и от этого не исчезло, и тогда Джинн создал Зонгара, который был врагом его. Долгие годы Джинн и Зонгар враждовали друг с другом. Так и планета, и сама вселенная приобрела хоть какой-то смысл.
От нечего делать Джинн слепил человечка. Это была такая игрушка, вроде плюшевого зайчика. Человечку было скучно, хотя он и жил в очень красивом месте. Джин сотворил еще одного человечка, затем – еще и еще. Они жили на острове, строили жилища. Джинн и Зонгар даже подружились на эту тему: им нравилось играть с человечками, обучать их всяким премудростям, тем более, что человечки оказались на редкость понятливые: они научились добывать и хранить огонь, шить одежды и строить дома.
Один был у них недостаток: человечки довольно быстро портились. Поначалу они были крепкими и ловкими, легко лазали по деревьям, палками сшибая плоды, резво гонялись за различным зверьем, охотились и жарили добычу на кострах. Однако спустя какое-то время кожа их морщилась, они слабели, передвигались при помощи жердочек, которые выламывали в Карленском лесу. В конце концов человечки умирали.
Тогда Зонгар предложил Джинну разделить человечков, подобно тому, как разделены все животные – на самцов и самок. Проблема была бы мгновенно решена: человечки бы производили себе подобных, больше не надо было их лепить и лепить.
Джинну бы стоило наотрез отказаться, просчитав истинный замысел Зонгара, но ему настолько надоело лепить человечков, а играть с ними все же так хотелось… Недолго думая, Джинн понаделал человечков- женщин и человечков-мужчин.
Теперь Джинн и Зонгар получали в свое распоряжение армаду постоянно размножающихся людей, цивилизацию, истинная суть которой была в бесконечной войне. Именно все это и просчитал Зонгар, обратившись к Джинну со своим невинным предложением.
Жизнь в Лемурии закипела сама собой, бурная, полная неожиданностей. В отличие от безмозглых животных, человечки начали на Земле свою особую деятельность, но главное было вот в чем: на чьей стороне окажется тот или иной человек – Джинна, который их создал, или Зонгара, который был их учителем? Это и была суть новой игры.
В какой-то момент Зонгару даже удалось убедить человечков в том, что никакого Джинна нет, а всех их создал он сам, Зонгар, хотя он не то что бы мыслящее существо – буратину бы не смог из чурбана выстрогать. Да что там буратину: он даже еду толком приготовить не может. Вот и пришлось сделать ему скатерть, чтобы готовила сама.
Джинн создал Зонгара по своему образу и подобию, практически точно, как брата-близнеца, с одной лишь разницей: Зонгар не умел творить.
Иначе бессмысленна была бы сама идея существования Зонгара как вечного врага и оппонента, а в мире воцарился бы хаос.
Но хаос все же воцарился, хоть и Зонгар был лишен способности творения. Творить умели сами человечки.
Рассказ Джинна мало что добавил к тому, о чем Глеб уже размышлял раньше. Его забавляло лишь то, что сам Создатель сидит перед ним, карикатурно маленький, и сучит ногами по керамическому ободку сосуда для дамских благовоний.
В какой, интересно, момент за три последних дня своей жизни Глеб понял, что готов увидеть и пережить что угодно? Когда сама по себе повернулась дудка? Когда Лара исчезла и появилась, выглянув из-за лика скифской бабы? Или когда сухая степь, пока еще беззвучно, вдруг принялась сворачиваться в пышущий молниями ядерный гриб?
– В общем и целом, – закончил Джинн, – все идет правильно. Я уединюсь в своем маленьком убежище, – он стукнул ладошкой по краю лекифа, – теперь уж навсегда. А вам, дети мои, я бы пожелал совета да любви, да много-много отпрысков, дабы населяли и радовали эту землю.
Сказав так, Джин скукожился и мигом исчез в горловине лекифа. Глеб взял сосуд в руки. Керамика казалась теплее, чем это должно быть. Глеб посветил фонариком внутрь. Арибаллический лекиф был пуст.
– Поставь его на место, – тихо сказала Лара.
Глеб исполнил ее указание.
– Подойди ко мне, – продолжала девушка тем же ровным голосом. – Сделай то же самое еще раз.
Глеб обнял ее и поцеловал. Стены склепа исчезли и возникли вновь, освещенные полуденным солнцем. Где-то совсем близко стучала и резала лопата.
Впрочем, звук этот вскоре прекратился. Сед, опершись локтем о черенок, с удивлением взирал на вновь прибывших.
– Так, гражданин начальник, и шею можно сломать, – если прыгать в яму с самого верха, – заметил он.
Глеб и Лара переглянулись и вдруг стали громко, заливисто хохотать. К их веселью присоединились и Сед, и другой копатель, который сидел на корточках в северо-западном углу и чистил что-то ножом.
– Вот что, ребята! – сказал Глеб. – Вижу, что у вас все нормально. Мы же чертовски устали, мотаясь в Краснодар и обратно. Сед остается за старшего.
Глеб и Лара пошли по грунтовой дороге в станицу.
– Понятия не имею, чем я буду теперь заниматься в жизни! – сказала девушка.
– Чему-нибудь тебя определенно научу, – ответил Глеб, обнимая ее. – Главное, это как-то вочеловечить тебя в мире, а для этого надо, прежде всего, выписать тебе полноценный российский паспорт.
