увольнения. И это было бы не так глупо, как то, что сделала я. Но я, как только немного успокоилась после его отказа, заперлась в комнате, прихватив с собой все имеющиеся в доме лекарства. Я рыдала в размышлениях, принимать лекарства или нет, пока не выбилась из сил. К счастью, я не приняла их (в том числе потому, что после аспирина и лекарств от печени я бы совершила путешествие, самое далекое, до ближайшего пункта скорой помощи, и пришлось бы умирать от унижения во время промывания желудка).
Я не отважилась покончить с жизнью по двум серьезным причинам: я все еще была девственницей и считала несправедливым быть погребенной такой чистой и неискушенной, и, будучи атеисткой, я все же верила в существование души. Как я могла убить себя и, опорочив свою душу, заставить ее страдать дальше и позволить ей вселиться в какого-нибудь другого человека? В общем, я осталась жить.
А поскольку я жаждала смерти, но была не способна сказать жизни «Хватит!», я решила испариться. Я украла заначку родителей, собрала все самое необходимое, чтобы отправиться в путешествие в Куритибу.
Я написала родителям письмо, все забрызганное слезами, оставила его своей лучшей подруге и вышла из дома, будто бы в колледж. Но судьба подготовила мне сюрприз. И еще прежде, чем мое сердце должно было разорваться от отчаяния, передо мной появилась эта самая подруга, педагог из колледжа, которая запретила мне уезжать и отвезла к себе домой.
Я провела у нее, должно быть, недели две, но помню, что из-за беспредельной тоски я рыдала целыми днями и не брала ни крошки в рот. Мои родители обиделись на то, как я с ними обошлась, и чувствовали себя преданными из-за кражи их драгоценных денежек. Мои братья торжествовали, так как их сестра наконец-то разоблачила себя. Друзья не разговаривали со мной, многие – из-за того, что им запретили их матери, учителя смотрели на меня с неодобрением, а Персифаль еще старательнее делал вид, будто между нами ничего не было.
Вот как я впервые захотела умереть. Во второй раз это случилось в Рио-де-Жанейро во время моего первого после развода отпуска.
В первый солнечный день после дождя, который так портил мне отпуск, я отправилась на прогулку в центр города. По совету одного своего друга, я решила осмотреть здание Культурного центра банка Бразилии, одну из самых красивых построек в Рио. И вдруг, в то время как я внимательно рассматривала выставку скульптур, посвященную домогательству и насилию над детьми, на другой стороне улицы рухнул дом. Помню, что за пару минут до этого я прослезилась над одной из работ, потрясенная ее изяществом и тонкостью материала. Словно кружевами, тюлем и тонкой вышивкой автор передавал гротескные сцены детского насилия. Художнику не трудно было бы догадаться по моим слезам, что я прошла через то же в своем детстве. Но тут, прямо на моих глазах, с громким треском рухнуло здание. Из окна Культурного центра я видела суету и пылищу от обвала, а старинный дом быстро превращался в гору хлама. Те, кто находился на улице, были ужасно напуганы, и каждый старался укрыться, как мог, чтобы не быть раздавленным падающими кусками дома. А я в это время наблюдала за всем, затаив дыхание, и, как я была убеждена, расшифровывала таинственный знак – что моя жизнь точно так же рушилась.
Я простояла на одном месте больше двух часов, до тех пор, пока пыль не осела (в прямом смысле слова) и пожарные не прекратили неразбериху. Ничто меня больше не беспокоило и не пугало, ведь обвал здания вместе с «Городом Бога» объявили мне, что наконец-то, настал финал.
Я вышла из Культурного центра и направилась к церкви Канделария, где военный струнный оркестр выступал перед рабочими. Когда заиграли «Второй Браденбургский концерт фа мажор» Баха, у меня началась истерика. Я стала умолять о милосердии, все вышли, а меня выгнали из часовни. Это был отличный опыт, даже освободительный, в каком-то плане, ведь лучшего места для изгнания демонов, чем церковь, придумать невозможно.
Кроме одного старичка в оркестре, все мужчины вокруг были смуглыми и крепкими. Для человека с придирчивым взглядом было бы странно видеть, как мужчины в мундирах с типично провинциальными лицами играют такую прекрасную и интеллектуальную музыку. Я задумалась, так же ли нежно дотрагиваются они до своих жен, как касались струн на своих инструментах, и были ли они в повседневной семейной жизни такими же просветленными, как в стенах церкви. Приложив минимальные усилия, я представила себе их молодыми, полными сил мужчинами, и себя, в той же самой церкви, одетой в красное декольтированное платье (так как в моих футболке и шортах было мало очарования), волнующей мужское воображение танцем Айсидоры Дункан.
Я вернулась в Ипанему на автобусе, но не потому, что у меня не было денег на такси, а потому, что я жаждала приключений. Проехаться в забитом автобусе в самый час пик в Рио-де-Жанейро, беря во внимание мое белое лицо туристки, казалось, по меньшей мере, рискованным делом. Я надеялась, что на меня нападут и, при худшем раскладе, возьмут в качестве заложника для какого-нибудь отчаянного криминального действа.
Прежде чем въехать в Копакабану, автобус пересек центр, а оттуда поехал в Ипанему. На меня не напали, не схватили, не ограбили, но сама прогулка по залитому солнцем Рио оставила в памяти яркое и незабываемое воспоминание об этом невероятно красивом городе.
В отеле я приняла душистую ванну и слопала все каштаны из холодильника. Я прилегла и проспала очень долго, до самой полуночи.
Проснувшись, я почувствовала невыносимое отчаяние. Мне так хотелось побежать к кому-нибудь, закричать, уткнуться в грудь и разрыдаться! Хотелось поговорить по душам – так, чтобы меня услышали, защитили. Я находилась чуть ли не на грани сумасшествия, и, казалось, ничто не могло меня успокоить. Тогда я вышла прогуляться.
Ипанема была совершенно пустынной в этот час, и я нашла лишь несколько работающих киосков, продающих кокосовое молоко. Я купила зеленый кокос и жадно выпила молоко. А потом я шла, шла, шла... быстрым шагом, в полном одиночестве, надеясь, что чья-нибудь пуля меня настигнет. Лишь несколько раз в жизни меня охватывало такое отчаяние, но сейчас оно казалось более глубоким и болезненным, чем тогда, десять лет назад.
Я тогда жила с родителями в Кампинасе и только что поступила в университет. В течение первой недели все казалось раем, особенно сам университет, наполненный студентами и пульсирующий общественной деятельностью. Я училась на историческом, поскольку мне нравился этот предмет, но, главное – потому, что я не знала, куда лучше поступать. Университет, помимо того что был бесплатным, считался еще и одним из лучших в стране. На мой факультет было легко поступить, к тому же меня привлекало культурное богатство, с которым он должен был познакомить, поэтому я решила поучиться на нем, пока не решу, что делать дальше.
Мы учились с восьми утра до полудня и с двух дня до вечера. Но самым приятным было время обеда, которое я использовала, чтобы
Но наступала пятница – самый отвратительный день недели. Абсолютное большинство студентов во времена моего студенчества приезжали из других городов, и каждые выходные эти студенты отправлялись домой – повидать родителей. Я чувствовала себя брошенной. У меня не было друзей с тех пор, как я попыталась сбежать в Куритибу. Мои братья тусовались с другими подростками, а мои родители всегда ходили в кино или ужинали где-нибудь вдвоем. Я и мой старший брат все время торчали дома, он – запершись в комнате, а я – слушая музыку в гостиной. Пока вдруг меня не охватило отчаяние и такое же желание бежать, кричать и биться в конвульсивных рыданиях, как сейчас, в Рио-де-Жанейро (вероятно, как предзнаменование того, что должно произойти в будущем).
Поскольку прогулка была не лучшим выходом, учитывая, как близко к университету я жила и как темно было в нашем городке после захода солнца, я решила поваляться на газоне в саду. Я включила «Болеро» Равеля на полную громкость и побежала на лужайку, где стала любоваться небом. И чем больше я смотрела, тем больше звезд появлялось в черной и гнетущей бесконечности. Я заорала так, что мои легкие чуть не разорвались: «Помогите! Помогите!». Я надеялась, что экипаж какой-нибудь летающей тарелки услышит мой призыв. Если я была так далека от всего, что так нравится взрослым девушкам, то только
