руками над головой, потом схватил себя за волосы и стал кричать на всю квартиру:
– Ах, черт! Ах, подлая! Как же это? Что же это?
Но голос Копчика был настолько неестественен, малый так плохо сыграл отчаяние, что только один Шваньский мог попасться на удочку. Будь здесь сам барин, он по этому одному голосу лакея догадался бы, что он играет комедию.
– Искать, искать надо! – закричал Копчик и стремглав выскочил на двор. Здесь он остановился, вздохнул и невольно усмехнулся.
– Вышло гладко, эдак я и надеяться не мог, – шепнул он. – Вышло отлично. Первый увидал, сам меня нашел, якобы спящим. Очень гладко вышло. Давай, Господи! Помоги, Господи!
И Копчик среди темной ночи стал креститься, поднимая глаза на несколько мигавших на облачном небе звездочек.
Между тем, Шваньский ушел снова в спальню, где остался и теперь молча сидел около лежавшей на диване девушки, тот незнакомец, которого он привез. Господин этот в сюртуке с металлическими пуговицами был, конечно, доктор, но не для людей.
Это обстоятельство немало забавляло Шваньского, когда он ночью разыскал и повез в квартиру незнакомого ему человека, и вдобавок ветеринара.
«Для эдакой-то девочки, да коновал. Подумаешь, что она лошадь или корова», – думалось Шваньскому по дороге.
Ветеринар, уже тщательно освидетельствовавший лежавшую девушку, объявил теперь, что положительно ничего сказать не может.
– Бывают эдакие припадки, – заговорил он. – Падучая, что ли. Сказываете, сидела, шила?
– Ну, да, да.
– И вдруг повалилась и вот в этом виде все?
– Ну, да, да, – повторял Шваньский.
– А когда повалилась, било ее, ноги закручивало, пена изо рта шла?
– Не помню. Кажись, что нет.
Шваньский не хотел лгать, так как это не входило в его план. Он не хотел сбивать с толку человека, которого позвал для разъяснения опасности положения и, пожалуй, для подачи необходимой помощи.
– Какое же ее состояние? Спит она, что ли? – спросил он.
– Да что ж, почитай, спит. Видите, спит, – отозвался ветеринар. – Сердце стучит, как следует, дыхание, видите, тоже как следует. Лицом бела, да, может, она всегда такая бледнокровная.
– Как же по-вашему, проснется она?
– Надо думать, что проснется, а может…
– Что?
– А может, и не проснется…
– Да, это верно, – невольно усмехнулся Шваньский, – что коли проснется, то проснется, а коли не проснется, то не проснется. Да, это очень верно сказано! – прибавил он, подделываясь под тон голоса и манеру Шумского.
– Да ведь позвольте, господин, не знаю, как ваше имя и отчество, позвольте вам доложить, что и мы тоже не Духом Святым пользуемся. Наука сама по себе существует, а мы обрабатываем…
– Ну да, – прибавил Шваньский тем же резким тоном, – свои делишки обрабатываете. Не об науке дело, сударь, а вы извольте мне сказать прямо и толком, спит она и проснется, или с ней что нехорошее, и она не проснется. Помрет, что ли. Вот что мне важно знать!
Ветеринар снова нагнулся, прислушался к биению сердца, пощупал пульс, потрогал голову, присмотрелся к дыханию девушки и пожал плечами.
– Кажись, просто спит. Да вы пробовали будить? – выговорил он.
– Ах, Создатель мой, – воскликнул сердито Шваньский. – Ведь вы мне, сударь, этот вопрос, пойди, раз сто делали. Ну, будите сами. Ну, что же? Будите!
Но ветеринар будить девушку не стал.
– Давайте пробовать все, что можно… – сказал он.
XXX
И тотчас же «звериный врач» – как мысленно окрестил коновала Шваньский – потребовал себе горчицы, уксусу, кисейки, холодной и горячей воды, муки и перцу, льду и спирту, тряпок, миску, сито, нож, ложку и т. д., бесчисленное множество всякой всячины. Спальня чуть не обратилась в кухню. Началась возня и стряпня, дым коромыслом. Разумеется, пришедший Копчик помог тоже, чем и как только мог.
Много всяких фокусов проделал коновал над девушкой, но толку оказалось мало. Прошло около часа возни с ней, а Марфуша по-прежнему лежала на спине без движения и без сознания, как безжизненный труп.
Однако Копчик первый заметил одно новое явление и передал свое наблюдение господам. Ему показалось, что девушка дышит легче, ровнее. Коновал и Шваньский присмотрелись внимательнее и согласились с замечанием лакея. Девушка дышала видимо лучше, грудь поднималась ровнее и выше, дыхание стало спокойнее и свободнее.
– Верно! Видать, что лучше! – воскликнул радостно Шваньский. – Молодец, Василий! Тебя за это замечание наградить след. А то я было совсем и руки опустил. Доложу Михаилу Андреевичу, что ты первый
