Битва

засунул пальцы внутрь меня, но его рука порядком уступала дулу пистолета. К тому же он, по всей видимости, не имел никакого понятия о том, что у меня вообще есть клитор.

– Бог мой, твоя киска такая влажная, – прошептал он. Секунд через тридцать я слегка оттолкнула его и спросила:

– А как же Кристи?

Алекс возбужденно заерзал подо мной, что мне пришлось по вкусу, но его следующие слова малость подпортили впечатление.

– С ней все иначе, – ответил он. – Она ноги не раздвигает. Меня это, конечно, бесит, но уж такова Кристи, ничего не поделаешь.

Вообще-то я ожидала услышать другой ответ, и Алекс это понимал, но предпочел обойти стороной моральный аспект проблемы. Как же в ту минуту я ненавидела Кристи! Она с ним не спит, а этот парень все еще держится за нее. Как она только может отвергать его? Он такой пылкий, просто преступление не давать выхода этой пылкости.

Мне ни капельки не стыдно. Наоборот, самодовольство так и норовит вылезти наружу. Я возвращаю его с небес на землю.

– Презерватив у тебя есть?

Он лезет за бумажником, я же тем временем не спускаю глаз с пистолета, хотя приходится при этом откидывать голову, чтобы снова не садануть Алекса очками. Итак, я вот-вот сделаю это. Да, наконец-таки я решилась.

– Я девственник, будь со мной терпеливее, – признается Алекс, похоже, ничуть не стыдясь. Затем разрывает зубами пакетик, достает презерватив и принимается надевать его.

– «Рифленый, для ее удовольствия», – говорит он, многозначительно покосившись на меня.

Я приподнимаюсь, чтобы облегчить ему процесс натягивания. Трудно вот так вот с лету определить его размеры, потому что в очках ночного видения кажется, что его окружает сияющий нимб.

Я старательно растягивала свою девственную плеву на протяжении шести месяцев – чего только туда не совала, – пытаясь увеличить шансы на достижение оргазма, когда наступит момент потерять девственность. Однако надо признать, все усилия обернулись пустой тратой времени, потому что: а) казалось, прошла вечность, пока его шоколад смешался с моей арахисовой пастой и б) в конечном счете Алексу просто пришлось очень сильно пихнуть его, и когда он это сделал, на меня волной накатила адская боль. Все оказалось хуже, чем любят писать в «Космо». Гораздо хуже. Я дернула головой вперед и со всего маху приложилась к его лицу «Ночным оком». Всякий раз, когда мне больно, я даю сдачи. А тут еще тот факт, что Алекс-то в эту минуту млел в экстазе, пока я старалась убедить себя, что никто не собирается разорвать меня на части, заставил меня совершенно забыть о внимательности к другим людям. В общем, очки с радостью рванули навстречу его переносице – Алекс застонал. Он пихнул свой член в меня еще раз, и я призадумалась, не заехать ли ему локтем в глаз. Он даже не замечал, каково мне приходится. Алекс потянулся и рассеянно отпихнул мою голову вбок, пока сам вколачивал свой конец в меня снова и снова, охая, обхватив мои бедра и терзая их, лапая мою задницу и измываясь всевозможными способами над моей киской.

– Ой, ты, придурок! – взвизгнула я. Он застыл.

– Прости. Прости меня, ты в порядке?

– Да, да, не бери в голову. – Я рада, что слезы под очками не заметны.

– Ты тоже девственница? – спросил он недоверчиво.

– А то! – ответила я.

– Ох, тебе следовало сказать раньше. Хочешь, я перестану?

И почему только он такой милый? Положа руку на сердце, застрелить его я ну никак не смогу. Пока по крайней мере. Весь этот процесс больше смахивает на удаление гнилого корня из зуба – это когда инфицированную пульпу удаляют, зубной канал прочищают и пломбируют. Я просто хотела, чтобы все осталось позади. Пока Алекс вовсю наслаждался, я обшаривала глазами полки, чтобы сосредоточиться, как вдруг заметила высоко слева на стене камеру наблюдения. Она нацелилась прямо на меня, и горел красный огонек.

Тело Алекса натянулось как стрела, на лице появилось потрясенное выражение – он неожиданно замер. Потом принялся целовать мою шею, лицо, учащенно дыша и захлебываясь от восторга («О, бог мой, Сун, невероятное ощущение!» и т. д. и т. п.). Вставьте любую гиперболу по вашему выбору, суть же одна – он порядком приукрашивает происшедшее. С опаской я отрываюсь от него, изготовившись лицезреть колоссальный поток крови, но крови как таковой и нет – всего лишь несколько розовых крапинок на презервативе.

Черт, я от стыда готова сквозь землю провалиться. Болит так сильно, что я едва сдерживаю слезы, – и при этом крови кот наплакал.

Зазвонил мой телефон. Я подпрыгнула, схватила пистолет и сняла его с предохранителя, а второй рукой потянулась в рюкзак за телефоном и ответила на вызов.

– Поздравления, Сун, наконец-то ты разорвала свою «Тутси ролл». Улыбнись, на тебя смотрят.

Голос 10-й.

– Что? – промямлила я, развернувшись к красному огоньку камеры. – Как ты?..

– Твои пятнадцать минут почти вышли. Тебе лучше что-нибудь предпринять, и как можно быстрее.

Она дала отбой.

ВЕЛОСИПЕД

– О, вы, наверное, решили, что в условиях постоянной угрозы заражения Y-вирусами даже храбрейший из мужчин подумает дважды, прежде чем заделается пожарным. Однако Хари Ли, наш гость и полуфиналист предстоящих соревнований «Карабкайся и ныряй», именно такое решение и принял. Хари, не могли бы вы нам объяснить, почему готовы рисковать своей жизнью, не только с позиции лос- анджелесского пожарного, но и как мужчина в мире, где всем заправляют женщины.

Менискус делал вид, что его мысли далеко, но на самом деле старался не пропустить ни одного слова из рекламного ролика, посвященного грядущему «Шествию боровов» – любезность Наоми, которая с увлечением следила за рекламной компанией. Он сидел на кровати, подтянув ноги к груди и мотая головой из стороны в сторону, точно метроном, время от времени бросая незаметные взгляды на экран. Его заинтересовал Хари – худощавый, широкоплечий парень с приплюснутым носом, редеющими волосами и плохой кожей.

– Что ж, Шеветт, как мне кажется, эти два понятия неотделимы друг от друга. Ты рискуешь жизнью, борясь с пожарами, так что просто глупо сидеть дома и думать, что таким образом спасешься от Y-вирусов. То есть я хочу вот что сказать: я же сильный парень, вы понимаете?

Одобрительные восклицания Шеветт и съемочной группы.

– Это весьма суровая работа, даже с учетом того уровня, которого в нынешние дни достигли технологии. Требуется сила и выносливость. Очень немногие женщины могут сравниться со мной в том, что касается физической силы. Даже лучшие спортсменки. Это просто констатация факта.

– О, само собой, мы признаем, что в этом вопросе вам нет равных, Хари, – сказала Шеветт. – Но как же быть с Y-вирусами? Разумеется, вы не единственный мужчина-пожарный, но вы единственный из них, кто так далеко прошел в отборочных турах перед «Шествием боровов».

– Частично это объясняется тем, что Y-вирусы убрали со сцены нескольких моих соперников за прошедшие годы. Вы готовитесь, делаете все возможное, чтобы избежать заражения, однако всегда рискуете, покидая Цитадель. Но существует еще одно объяснение нашей малочисленности, Шеветт. Дело в том, что мы рожей не вышли.

Приподнятые брови, неуверенные смешки. Сияющий кивает в знак согласия.

– Не вышли рожей?

– Да, понимаете, мы не столь красивы и не столь умны, чтобы получить право вступить в Цитадель. У нас нет места на бирже, мы ничем не выделяемся, мы всего лишь обычные парни. Многие участники состязания, которые выступят сегодня вечером, могут похвастаться кучей дипломов и обладают огромным опытом. А еще за каждым из них стоит целая команда, которая раскручивает их у публики.