Тем не менее, если бы не существовало научного «бумажного занавеса», исключающего значительные контакты между Новым и Старым Светом, то случай с часка коилъюр уже давно мог бы предложить исследователям андской цивилизации иной ракурс подхода. Вавилонская (а позднее арабская) Иштар/Венера была «с волосами» или «гривой». Плиний отмечал, что «иногда волосы прикрепляются к планетам». Семитское юба, означающая «гриву», и юбар — «сияющий свет, сияние» — обычно относятся к Венере, хотя иногда используются в более общем смысле в качестве «утренней звезды». То, что «с волосами» является преимущественно Венерой, также ясно в случае с Плинием из его упоминания дымчатого кварца — то есть кварца, содержащего тонкие нити полупрозрачной двуокиси титана — как veneris crinis, «волосы Венеры»[46].
Для тех, кто заботится о памяти, этот воображаемый танец никогда не заканчивается. В Андах современный лексикограф Лара отметил кечуанский неологизм ч'аскачау — буквально «день растрепанных волос», означающий viernes, испанское название дня Венеры. Люди, говорящие на кечуа, сами остаются одним из немногих источников, проявляющих какой- то интерес к этому кровному «табу» сравнительной этнографии.
То, что в документе, написанном анонимным хронистом (приблизительно в 1585 году) и оцененном учеными как одной из наиболее достоверных хроник, появляется список из всех пяти видимых планет (Венера, Юпитер, Сатурн, Меркурий и Марс), дающий их местные инкские имена и атрибуты, — оказывается сюрпризом. Согласно данному источнику, эти планеты были среди главных божеств инков, которые «поклонялись только небесным светилам и звездам».
Список начинается с планетарных божеств с Венеры, часка, утренней звезды, которая «роняет капли росы на землю, когда встряхивает свои волосы». Юпитер называется пируа, буквально «зернохранилищем», и идентифицируется как планетарный опекун и Инкской империи, и плодородия полей. Согласно анонимному хронисту, само имя «Перу» происходит от бога пируа. Марс — это аукайок, буквально «он с врагами», бог войны. Меркурий, кату илья, является защитником торговцев, путешественников и посланников. Сатурн есть ауча — слово, означающее «жестокий» как в кечуа, так и в аймара. Ауча — хранитель небесного огня, носитель посоха и бог справедливости и воздаяния.
Беглое знакомство с. богами классической старины дает возможность уяснить мотив, по которому игнорируется данная информация. Она просто бросает открытый вызов ортодоксальной науке. И таким образом, хотя современные ученые часто называют работу анонимного хрониста авторитетной, они тем не менее считают себя оправданными в игнорировании этих страниц, особенно потому, что не знают иного источника, который бы подтверждал данную информацию[47]. Нет смысла открывать хранилище тайн.
Однако на предание о пяти планетарных божествах ссылался и другой источник периода конкисты, хотя мне известно о непризнании его упоминания научной литературой. Говорящие на кечуа информанты Авилы в Уарочири подтверждали не только общее суждение о том, что они поклонялись небесным объектам, но й в частности то, что они почитали пять «звезд». Кечуанское слово, употребляемое в тексте для обозначения «звезды», — это коилъюр, то же самое слово, которое используется в названии Венеры, часка коильюр. Поэтому интересно отметить, что «звезды», как говорится в упомянутом уарочирийском тексте, «движутся», потому что они движутся по кругу, то есть излишнее описание — если «они» не являются планетами, блуждающими по эклиптике на фоне неподвижных звезд. «Они называют звезды, которые сияют, перемещаются, поскольку они движутся по кругу [на кечуа муйо муйолья], «Пинча-конки». Но те, которые выглядят самыми большими и действительно велики, они называют «Покочорак» [которые приносят созревание], Уилкауарак [которые вызывают восход солнца], «Канчоуарак» [которые вызывают появление блеска]».
Для обозначения трех поименованных «звезд» в приведенном переводе на английский язык используется перевод Аргедаса с кечуа на испанский. Характеристики этих трех «звезд», указанных как «самые большие» из пинчаконки, соответствуют характеристикам трех самых ярких планет — Юпитера, Венеры и Сатурна, — которые анонимный хронист называл инкскими богами: Юпитер {Пируа) как опекун зерновых культур, Венера (Часка) как утренняя звезда и Сатурн {Ауча) как бог небесного огня.
Единственное слово, не переведенное Аргедасом, — это пинчаконки. Его значение разъясняется следующим образом. Пичка — это кечуанское слово для «пяти». Так что эти «очень яркие 3 звезды» (три самые яркие из которых были названы) являются пятью «нечто». Кон — древний эпитет для бога Виракоча, «Кон Тиксе Виракоча». Согласно словарям кечуа, как древним, так и современным, слово кон буквально означает «греметь» и-по метонимии относится к звуку, издаваемому сферическими жерновами — раскатистому грому[48]. Самыми близкими родственными к кон являются слова кечуа и аймара для обозначения «жернова», пишущиеся по-разному — кхона и ккуна[49]. Здесь мы находим обозначение пяти из них, пяти сферических жерновов. Снова проступают черты мельницы.
Поскольку это имя дано пяти «звездам», то кон, вероятно, лучше всего считать слишком номинальным, чтобы переводить его как «священный объект». Употребляемое в контексте планет — то есть «звезд» с особым свойством «перемещаться по мере того, как они движутся по кругу» — слово кон представляет собой, по моему разумению, первый век, который мы идентифицировали местным андским термином, соответствующим истинному мифологическому смыслу слова «бог». Кечуанское окончание — ки, встречающееся в термине пинча/кон/ки, сегодня пишется как ке и означает то, что кечуанист Антонио Кусиуаман называет «притяжательным», то есть суффиксом, используемым для придания изменяемому таким образом слову смысла метафорического родства. Следовательно, слово пинча-кон-ки буквально означает что-то вроде «наших пяти богов» — тех же пяти, которые похожи на то, что описал анонимный хронист, и весьма далеки от представления о том, будто андские аборигены никогда не знали имен небесных «странников».
Это уже становилось интересным. Одна планета, Венера, всеми признанная как неотъемлемая принадлежность андской культуры, совпадала по своим атрибутам с ее образами в Старом Свете, и это совпадение можно было еще как-то объяснить видом и орбитальным «поведением» планеты. Однако кроме того, оказалось, что, помимо длительное время игнорировавшегося списка планет, представленного анонимным хронистом, имелся еще один источник, который упоминал те же самые пять планетарных божеств и описывал три из них в терминах, весьма похожих на анонимного хрониста. Я полагал, что, как только я увяз в хранилище тайн, мне следовало заняться лучшей из них.
Я знал, что непросто составить беспристрастный список сравнительных характеристик между богами Нового и Старого Света: «Все боги огня, пожалуйста, постройтесь в шеренгу в колонке А; всякий считающий себя гермафродитом — в колонке Б» и так далее. Мне нужно было постичь логику составления списков подобных характеристик; то есть я должен был понять, каким образом всякая совокупность характеристик, приписываемых определенной планете, являлась неотъемлемой частью технического языка мифологии и какую точную астрономическую информацию такие характеристики должны были передавать. Если на этом более высоком уровне соответствия имелись сходства — в качестве интегральных элементов технического языка мифологии, то методологический риск, как я предчувствовал, мог оказаться оправданным потенциальным историческим выигрышем.
Я знал, что для продолжения мне было необходимо вернуться к «Мельнице Гамлета», единственному современному источнику, который попытался объяснить такие связи. Но на сей раз речь шла о ее подоплеке, о рассмотрении того, каким образом Сантильяна и Дехенд пришли к осознанию внутренней логики многочисленных характеристик бога-творца — деус фабер, планетарным выражением которого был Сатурн и присутствие которого они разглядели в мифологических традициях по всему миру.
Однако прежде позвольте мне прояснить вопрос, который уже мог запутать читателя. Имя Виракочи — Тунапа, или «носитель мельницы» — предполагает, что он мог изображать Сатурн, но анонимный хронист
