Тайны Инков

Под «началом измеримого времени» Сантильяна и Дехенд понимают начальный момент открытия прецессии. Это представление было зашифровано в «разделении вселенских родителей», потому что только тогда, когда «перемалывание» этой небесной парой впервые стало очевидным, появилось само время.

Иначе говоря, если бы ось Земли не была наклонена относительно оси Солнца, то не существовало бы динамического поля, в котором приводится в движение гироскопическое колебание Земли. Следовательно, поскольку земля вращалась бы по орбите Солнца, не было бы не только никаких времен года, но и никаких различий одного года от другого, одной эпохи от другой, в регулярном наступлении восхода и заката звезд относительно солнечных дат. Небесный экватор и эклиптика были бы одним целым, а все время — вечно круговым. Стало быть, не было бы никаких иных средств отсчета «начала измеримого времени», кроме как умудриться обозначить «начало» круга.

Здесь (при том, что пунктом наблюдения на небесах как раз является планета, ориентированная своим вращением на одну точку наблюдения — сферу звезд, а траекторией своей орбиты вокруг солнца — на другую точку наблюдения, грубо говоря, орбиту вокруг солнечного экватора (эклиптики), мы подходим к эпицентру весьма сложного зрительного образа. Напряжение вращения Земли, наклоненной таким образом к своей орбитальной траектории, создает динамику, проявляющуюся в прецессионном колебании. Наша смотровая площадка, Земля, «наклонена» (на 23,5 градуса) по отношению к своей орбитальной траектории, как гироскоп, который быстро вращается вокруг своей оси, в то время как сама ось наклонена по отношению к столу, чья поверхность приблизительно напоминает эклиптику. Хотя гироскоп может поддерживать тот же угол по отношению к поверхности стола, так как он «прецессирует», его ось, тем не менее, непрерывно изменяет свое отношение к стенам комнаты (неподвижной сферы звезд). Возможно, наиболее трудно представить визуально то, что, хотя Земля прецессирует, это колебание не имеет ничего общего с определением периодов и положений горизонта в солнцестояния и равноденствия. С незначительными колебаниями угол наклона Земли по отношению к эклиптике остается постоянно равным 23,5 градуса, даже если она прецессирует. Прецессией же, которая действительно оказывает воздействие, является гелиакический восход звезд в такие периоды. Читатель, испытывающий затруднение в том, чтобы представить себе этот визуальный образ, может обратиться к примечаниям к данной главе[50].

Результатом этого движения через какое-то время является то, что звезды, которые некогда всходили гелиакически в определенный солнечный период — типа солнцестояния, — будут всходить «запоздало». Поскольку это прецессионное смещение происходит так медленно — на один градус (примерно на один день «запаздывания») за семьдесят два года, историки науки предположили, что зафиксировать его можно было только при наличии письменности. С другой стороны, как отмечал Филипп Моррисон из Массачусетского технологического института, все, что на самом деле требуется для обнаружения прецессии, — это старое дерево (столбик-указатель солнечных часов) и вера в правдивость дедушек (устных преданий).

Тогда каким же образом в результате этого впечатляющего осознания относительно «разделения мировых родителей» можно было прийти к заключению, что Сатурн следовало назвать «творцом времени»? Хотя для такого названия имеется весьма определенная причина. Достаточно лишь сказать, что для возврата к одному и тому же положению среди звезд, обладающих самой длительной периодичностью из всех отдельных видимых небесных объектов, этой планете, с ее ускоренным движением, требуется всего тридцать лет, и, следовательно, она позволяла следить за временем по шкале прецессии. Говоря языком мифологии, Сатурн «сообщал движение Вселенной» (читай: «сфере неподвижных звезд») или, иначе, «управлял» осевым колебанием мельницы, потому что для самих мифотворцев он являлся «удобным прибором» фиксирования продолжительных периодов времени.

Огромное потрясение, вызванное открытием прецессии, в полной мере отразилось в таком же потрясающем образе (кастрировании), призванном увековечить память об этом событии. С незапамятных времен человечество целую вечность жило в великом цикле времен года, будто пребывая в райской невиновности. С осознанием, что прошлое происходило под другими небесами, пришел и неизбежный вывод о том, что это «настоящее», прежде понимавшееся как вечно повторяющийся цикл, также пройдет. Именно здесь началось Время. Отныне и навсегда часы были запущены. Круг в конце концов приобрел начало, отныне для настоящего на небесном своде появилась отметина, расположенная на эклиптике в точке ее соединения с небесным экватором. Теперь разные объекты, вселенские родители — Уран и Гея, в равноденственном совокуплении, живот к животу, экватор к эклиптике, перемалывающие Мировые века, — возникли (были осмыслены) как раз в момент появления их собственного результата. Времени («Хроноса, который есть Кронос»).

Не потребовалось никаких особых исследовательских подвигов, чтобы обнаружить это предание также и в Америке. Бирхорст подробно пересказал его североамериканскую версию:

«В большом цикле ирокезских мифов, например, представлялось, что докультурное состояние существовало в мире наверху, которое, как говорилось, было невестой, соблазненной драконом. В результате ее соблазнения небеса открываются и ее ноги оказываются «свисающими в пропасть»; поскольку она соскальзывает в реальный мир общества и культуры, сам змей передает необходимое зерно и домашнюю утварь… Ирокезский составитель Ритуала Соболезнования, наблюдая серьезное нарушение социальной этики, возвращается к происхождению мифа и предупреждает о будущем времени, когда «ноги людей», подобно ногам первой невесты, «будут свисать над пропастью оторванной земли…»

Как и в греческом мифе об Уране и Гее, закат докультурной наивности («хаоса») происходит в момент разделения неба и земли. Время начинается с культуры, точнее, с сельского хозяйства и сопровождающих его инструментов, самым выдающимся из которых является календарь. Отделившаяся таким образом от неба «земля» — это, конечно, «небесная земля», творение самого времени, чьи параметры очерчивают звезды, восходящие гелиакически во время солнцестояния и равноденствия. И как и все сотворенные вещи, эта «земля» — конечна во времени, как это предсказывали и ирокезский миф, и андский пако.

Поскольку разделение «земли» и неба представлялось как разделение половое — как отделение друг от друга Урана и Геи или как соблазнение ирокезской девы, падающей с неба на «оторванную землю» — «главная движущая сила», Сатурн, часто изображается гермафродитным, как это подобает творцу своих собственных родителей, двух из одного. Он — это «мужчина-женщина» «Оракула Кроноса» из «Великого Магического Папируса Египта», документа, который не случайно рекомендует вызывать бога вращением мельницы.

У истоков всегда маячит мельница, безусловное обозначение метаязыка. Астрономический смысл образа мельницы уже был описан, но почему владелец, создатель и работник этой мельницы должен идентифицироваться с планетой, — это требует дальнейшего объяснения. Как могла эта планета, ограниченная пределами эклиптики, «перемещать» ось небесной сферы во времени?

Для начала можно было бы отметить, что «Семь Риши» ведийской традиции иногда идентифицируются как семь светил эклиптики — Солнце, Луна и пять видимых планет, а иногда как семь звезд Большого Медведя, нашей Большой Медведицы, прилежно вращающиеся вокруг Полярной звезды. Такую формулировку можно понять только одним из двух способов: либо авторы таких повестей безнадежно ошибались, либо перед нами термины — то есть компоненты метаязыка, дающие пользователям средства установления отношений, которые по своей природе являются не кинетическими, а скорее связаны с измерением времени.

Сатурн «управляет» мельницей — образ, от которого может отсчитываться прецессионное время — потому, что в качестве самой близкой к неподвижным звездам планеты, обладающей самым длинным орбитальным периодом, он снабжает мифотворцев средствами проверки их собственных данных. Дар Сатурна человечеству — это меры времени. Поэтому собранный Проклом мистический фрагмент категорически утверждает, что Сатурн обеспечивает «все меры всякого творения». Как небесный объект, за которым закреплена изначальная роль «дарителя мер», Сатурн считается богом- творцом, божественным императором, первоисточником исключительной мудрости. В Китае он является