удивлением он должен был прислушиваться к собственному голосу, когда говорил извозчику: на Литейную — двугривенный! — к этому голосу, который привык возглашать: к генерал-аншефу такому-то — четвертак!
— Но что̀ же могло вашество побудить? в цвете лет и сил? в полном разгаре готовности усердия? — допытывался я.
— Надоело. Вижу: суета, а результатов нет. По целым месяцам сидишь, в окошко глядишь: какой результат? И что ж, даже не приглашают! Подал прошение — и квит!
— С точки зрения вашего личного чувства это, конечно, вполне понятно… — начал было я, но он, не слушая меня, продолжал:
— А то вдруг — потребуют… «Ваша опытность…» И только что начинаешь это вслушиваться, как вдруг курьер: такой-то явился! — «Ах, извините! пожалуйте в другой раз!» Воротишься домой, опять к окошку сядешь, смотришь, ждешь… не требуют! Подал прошение — и квит!
— Позвольте, вашество! с точки зрения вашего личного успокоения, это, может быть, и благоразумно; но вы упускаете из вида, что люди в вашем положении не имеют права руководиться одними личными предпочтениями… Ведь за вами стоит не что-нибудь, а, так сказать, обширнейшая в мире держава…
— Знаю, мой друг. Но и за всем тем ничего не могу. Результатов не вижу — это главное!
— А на вашем месте я сел бы опять к окошечку, да и ждал бы. Сегодня — нет результатов, завтра — нет результатов, а послезавтра — вдруг результат!
— Сомнительно. Ну, да теперь уж и ждать нечего. Подал прошение — и квит. Тем хорошо, что, по крайней мере, выяснилось раз навсегда!
— Ну, нет, вашество, не говорите этого! может и вновь такой случай выйти…
— Нет уж, мой друг, нечего по-пустому загадывать! Конец. И я очччень-очччень рад!
Он на минутку поник головой, задумался, вздохнул и опять повторил:
— Очччень-очччень рад! Подал прошение — и квит!
Отдавши дань грусти, Дыба, однако ж, вспомнил, что ему, как бесшабашному советнику, следует быть любезным. Поэтому, оглядев стены моего кабинета, он продолжал:
— А у вас хорошо… даже очень прилично… да! Обойцы на стенах, драпри… а внизу на лестнице швейцар! Хорошо. Много за квартиру платите?
— Столько-то.
— Тсс… скажите! И много комнат занимаете?
— Столько-то.
— Тсс… а я в Подьяческой на три комнаты меньше имею, а почти то же плачу!
Он еще раз подивился, покачал головой и, протягивая мне руку, сказал:
— Поздравляю!
Разумеется, я был очень польщен. Повел его по всем комнатам, и везде он меня похвалил, а в некоторых комнатах даже выразил приятное изумление. В коридоре повел носом, учуял, что пахнет жареной печенкой, умилился и воскликнул: — Тсс… печенка?! очень, очень приятное кушанье! Не дорогое, а превкусное.
Так что я сейчас же распорядился подать ему два куска, и, право, даже на мысль мне при этом не пришло: а ну, как он повадится ходить, да в лоск меня объест!
Поевши, он опять разговорился.
— Стало быть… живете? — спросил он, вновь оглядывая стены моего кабинета.
— Живу, вашество!
— И я живу. И все мы живем. Нельзя. Только надоело… мерзко смотреть! Сутолока какая-то, суета, столпотворение, а результатов — нет! Подал прошение — и квит!
— Это так точно. Но, впрочем, позвольте, вашество, доложить: каких же еще результатов ждать? и будто нам нужны какие-нибудь результаты?
— Результаты, мой друг, должны сами собой явствовать. Спрошу вас: знаете ли вы, что̀ такое силлогизм?
— Ах, вашество!
— Ну, так вот силлогизм… Скажем к примеру так: Кай смертен; Кай — человек; следовательно, все люди смертны. Вот вам и результат!
— Ну, бог с ними, с такими результатами, которые об смерти поминают. Но, кроме того, можно ведь и другим манером этот же самый результат повернуть. Например, так: все люди смертны, Кай — человек, следовательно, Кай смертен. Поди, уличи меня, что я сфальшивил!
— Можно и так. На все лады можно. А вот как этак вам говорят: Кай — человек, а палка в углу стоит — вот тут уж никакого результата не выйдет!
— Нет, и тут может выйти результат: следовательно, Кай сидит дома, а не прогуливается.
— А он, может быть, без палки гулять вышел?
— А тогда можно будет сказать так: следовательно, Кай и без палки вышел гулять
— Ну, нет, все-таки…
— Непременно сколько угодно насочиняю… Оттого-то я и говорю: никаких нам результатов не нужно! Я ведь тоже, как и вашество, сижу у окошка да поглядываю… Только вот об результатах не думаю, а просто поглядываю — оттого и кручины не знаю.
— А я так знаю. И вы со временем, когда серьезно взглянете… Мерзко
— Ах, вашество, да ведь там какая почва земли-то! Разве этакая земля без результатов может родить? А у нас и без результатов земля родит!
Он вытаращил на меня глаза, словно не понял силы моего возражения. Но потом пожевал губами, тряхнул головой и, по-видимому, решился понять.
— Н-да?
— Помилуйте, да это факт! Об этом и в «Трудах комиссии несведения концов» записано. У них земля — камень, а у нас — на сажень чернозем, да говорят, что в крайнем случае и еще сажень на пять будет! Тут сколько добра-то?
— Н-да?
Он удивлялся все больше и больше. Разумеется, я воспользовался этим.
— Оттого нам можно без результатов жить, а им — нельзя. Им тяжело, а нам легко. Или опять фабрики-заводы… У других этого добра — пропасть, а у нас — перво̀й-другой, и обчелся!
— И это, стало быть
— А то как же, вашество! все надо в счет полагать; Конечно, мы, люди партикулярные, сидим и не догадываемся, а между тем в общей массе, да еще при содействии трудов комиссии несведения концов…
— Стало быть, и климат и местоположение — все нужно в счет полагать?
— Конечно, все. Там — горы, у нас — паспорты; там тепло, у нас — холодно; там местоположение — у нас нет местоположения; там сел да поехал, а у нас в каждом месте: стой, сказывай, кто таков! какой такой человек есть? Нет, вашество, нам впору попросту, без затей прожить, а не то чтобы что̀!
Он опять вытаращил на меня глаза и даже несколько как бы поглупел. Я тоже потерял концы и не знал, на чем я остановился, и почему на том, а не на другом.
— И все-таки… надоело! — наконец молвил он, вспомнив о своем недавнем приключении.
— Надоело — это так! Но что̀ именно надоело — это еще вопрос!
— Суета надоела — вот что!
— И суета, да опять и то, что результатов никаких нет — а я что̀ же говорю? Идем, бежим, а куда — не знаем! Даже на конках теперь во весь опор лошадей пускают! Раздавят человека, а для чего раздавили и какой от этого результат — не знают…
— Именно так!
— Вот хоть бы с вашеством… Пригласили вас, и вы уж совсем было приспособились, и вдруг:
