относятся к ним с одобрением.
Воодушевленный и исполненный уверенности в себе Разбойник странствовал по окрестностям города Прай-да, как обычно передвигаясь от одной тени к другой. Но теперь он был не так осторожен, и временами работающие в полях крестьяне окликали его по имени и приветственно махали руками.
Прошло немало времени, пока Брансен добрался до дома Кадайль, на этот раз подойдя к нему со стороны холма. Он издали заметил девушку, пасущую ослика на травянистом склоне позади домика.
Брансен оглянулся по сторонам, заметил несколько запоздалых полевых цветов, торопливо сорвал их и побежал к любимой.
Кадайль едва не выпрыгнула из своих поношенных туфелек, когда случайно повернула голову и увидела, что он стоит совсем рядом, небрежно прислонившись к спине осла.
— Позволь приветствовать тебя, прекрасная госпожа, в этот чудесный день, — произнес Разбойник со своей обычной улыбкой на губах.
Одной рукой он опирался на спину спокойно щипавшего траву животного, а другую держал за спиной.
— Что ты здесь делаешь среди бела дня?
— Неужели ты считаешь, что при солнечном свете я испаряюсь в воздухе? Разве я ночное существо?
— У тебя немного друзей среди солдат лорда Прайди.
— Это не те друзья, которые мне нужны, — ответил Брансен, пожимая плечами.
Затем он наконец вытащил руку из-за спины и протянул букет Кадайль. От удивления ресницы девушки затрепетали, но затем она благодарно улыбнулась и потянулась за цветами. Брансен отдернул руку.
— А поцелуи в уплату?
Улыбка Кадайль исчезла, и девушка шагнула назад.
— Поцелуй? — повторила она. — За мои собственные цветы?
— Почему твои?
— Потому что ты только что собрал их здесь же на холме.
— Откуда ты знаешь?
— На них еще сохранилась свежая земля, и я видела эти цветы по пути сюда. Я специально отвела Дули подальше, чтобы он их не съел. На них так приятно было смотреть из окна перед закатом, а теперь ты лишил меня этой радости.
Слова девушки словно громом поразили Брансена, и на его лице отразилось крайнее уныние, но Кадайль со смехом подскочила ближе и выхватил у него букет.
— Тебя так легко провести, — сказала она, поднося цветы к лицу и вдыхая их аромат.
— Но, моя дорогая госпожа, — возмутился все еще не оправившийся от смущения Брансен. — Я запросил за них плату.
Он шагнул вперед, но Кадайль протестующе вытянула вперед руку.
— Поцелуи не может быть платой. Он дается по желанию. Моему собственному желанию.
Брансен отступил на шаг и внимательно посмотрел на Кадайль.
— Значит, это правда, — сказал он, вздыхая с явным огорчением. — У Кадайль есть другой возлюбленный!
— Что?
— Да, я кое-что слышал. Весь город об этом говорит.
Кадайль протестующе взмахнула рукой.
— Все говорят о Кадайль и хрупком юноше, который работает в монастыре, — настаивал Брансен, довольный своей сообразительностью.
Но лицо Кадайль напряглось, словно от боли.
— Речь идет о существе, которое они прозвали Аистом, — продолжал Брансен, не придавая значения огорчению Кадайль. — Значит, Кадайль любит Аиста!
Его слова сопровождались широкой улыбкой, но ручка Кадайль увесистой оплеухой стерла ее с лица Брансена.
На мгновение Разбойнику показалось, что его сердце разбито. Неужели Кадайль так расстроило одно только упоминание ее имени в связи с бедным Аистом? Но истинная причина ее гнева открылась в последующих словах.
— Никогда не смей таким тоном говорить о несчастном Брансене, — потребовала она. — Не издевайся над ним!
— Я… я не… — попытался ответить Разбойник.
— Я думала, что ты лучше остальных, — возмущалась Кадайль. — Увечья Брансена Гарибонда — не повод для насмешек и, уж конечно, в этом нет его вины. Ты хотел посмеяться, назвав меня его возлюбленной, но я бы ею стала, не сомневайся, будь он здоров.
От этих слов у Брансена чуть не подкосились ноги, а сердце в груди забилось вдвое быстрее.
— Я-то думала, ты не такой, как все, — продолжала Кадайль, не обращая внимания на руку Разбойника на своем плече. — Когда ты дрался с Таркусом Брином и его дружками, когда ты его убил, я считала, что ты это делаешь и ради Брансена, не только ради Кадайль.
— Так и было, — сумел вставить Брансен.
— Но ты смеешься над ним.
— Нет, не смеюсь.
— Как же тебя понимать?
— Я боялся переступить черту в своих ухаживаниях, — на ходу импровизировал Брансен. — И счел необходимым выяснить твое истинное отношение к Аисту.
— Я ненавижу это прозвище. Его зовут Брансен.
Разбойник принял поправку с глубоким поклоном и совершенно искренне задал следующий вопрос:
— Так ты его не любишь?
— Может, и люблю.
— Но ты не выйдешь за него замуж?
— Выйти за Брансена? — скептически переспросила Кадайль. — Он едва может позаботиться о самом себе. Как же ему заботиться о семье? Брансен навсегда останется в монастыре Святого Абеля.
— А что будет с Кадайль?
— Это решит сама Кадайль.
Разбойник отвесил еще один почтительный поклон. В тот момент ему пришло в голову сорвать маску с лица и открыться Кадайль. Как ему хотелось это сделать!
Но он не мог. Он не мог подвергать опасности девушку, открыв свою тайну. Кроме того, у него не хватало смелости. Она ведь не призналась в своей любви, просто не стала отрицать этой возможности.
Брансену определенно не хватало храбрости.
— Не только ты одна заботишься о Брансене, — сказал он.
Его заявление явно не убедило Кадайль, но хотя бы немного притушило ее гнев.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
Кадайль долго молча смотрела в его глаза, и ее ответ прозвучал тихо и определенно: «Нет».
— Но никакого поцелуя взамен цветов я не получу? — осмелился улыбнуться Брансен.
— Может быть, в другой раз, — ответила она, но, услышав вздох облегчения, добавила: — А может, и никогда.
— Дорогая госпожа, не надо играть с моим сердцем.
Кадайль рассмеялась:
— Теперь ты насмехаешься надо мной?
Она не переставала смеяться, и Брансен тоже не смог остаться серьезным.
Немного спустя Брансен вспомнил, что монахи собирались вернуться в монастырь сразу после обеда.
— Мне пора идти, — сказал он. — Но даю слово, я еще вернусь.
