управителя.
Доброжелательные крестьяне назвали имя и показали, в каком направлении находится нужный дом, окруженный густыми деревьями, между которыми еще оставался снег, пронзительно белевший в тени.
Управительницу — потому что это оказалась женщина, приземистая, лет сорока, — найти было проще простого; она трудилась на своем поле. Увидев Де'Уннеро, она оперлась о мотыгу обеими руками, положив на них подбородок.
— Ты Джанина О'Лейк? — приветливо спросил Де'Уннеро.
— Она самая, — ответила женщина. — А ты кто будешь? Может, хочешь основать церковь тут, в Кертинелле?
— Я брат Симпл, — соврал Де'Уннеро, — просто прохожий. Хотя уверен — как только мирная жизнь наладится, церковь пришлет сюда священника.
— Ну, у нас есть монах Пемблтон, — ответила Джанина. — До него всего-то день пути. Все проповедует, чтобы люди о душе думали, а не о том, как бы брюхо набить, — Де'Уннеро с трудом сдержал желание ударить ее. — Однако у тебя такой вид, точно ты и сам не прочь перекусить.
— Так оно и есть. — Он скромно потупил взгляд. — Немного еды и рассказ о том, какая дорога ведет на север, — вот все, что мне нужно. Я иду в Тимберленд, там в последнее время проповедовать некому.
— Да уж, места там дикие, говорят, — улыбнулась Джанина. — Ну, посиди пока в тенечке, отдохни. Я скоро закончу и покормлю тебя на дорожку.
— Пожалуйста, добрая женщина. — Монах протянул руку к мотыге. — Позволь мне заработать себе еду.
Джанина удивилась, но спорить не стала.
— Вот уж не думала, что монах захочет поработать, — сказала она. — Но помощь мне не помешает, и я отблагодарю тебя за нее.
Де'Уннеро принялся мотыжить поле: чего-чего, а этого, наверное, никто никогда не ожидал от епископа Палмариса. Потом Джанина пригласила его вместе с несколькими другими крестьянами пообедать. Еда была горячая и вкусная, но Де'Уннеро, после его диких трапез, она показалась немного странной и оставила полуголодным.
За обедом шла неспешная беседа. Епископ выяснил, что в пути на север ему ничто не угрожает и добраться до Тимберленда будет не труднее, чем от Палмариса до Кертинеллы, — если, конечно, зима не выкинет напоследок какую-нибудь шутку. Правда, на севере и сейчас еще лежит снег, объяснили ему.
После обеда брат Симпл принял приглашение переночевать в сарае Джанины и предупредил ее, что утром она, скорее всего, его уже не увидит, так как он собирается продолжить путь с рассветом.
На самом деле он покинул сарай и Кертинеллу уже через час и помчался по залитым лунным светом полям на север, с каждым прыжком все глубже погружаясь в магию «тигриной лапы». Процесс превращения его рясы в шкуру зверя был настолько совершенен, что кольцо с камнем души оказалось надето на палец тигриной лапы.
Ощущение было такое, словно он полностью превратился в зверя и видел мир глазами дикого кота. Вскоре он почуял присутствие рядом другого животного и понесся еще быстрее, принюхиваясь к запаху, наслаждаясь им, а точнее говоря — страхом, которым был пропитан этот запах. Это придавало погоне особенную прелесть, порождая дикую, первобытную радость хищника, уверенного, что жертва от него не уйдет.
Невидимый, неслышимый, он мчался через темный лес. Чуткие уши уловили шорох в стороне, и почти сразу же он увидел их: два белохвостых оленя — самец с ветвистыми рогами и самка.
Мягко ступая, тигр приближался к ним.
Самец ударил копытом по земле; самка подпрыгнула, как бы собираясь умчаться прочь.
Но она не знала, в какую сторону бежать, понял Де'Уннеро. Он был рядом, совсем рядом, оставался один прыжок и… Он бросился на самца; с ним справиться было труднее.
Могучий тигр издал ужасающий рев, выпустил когти, широко расставил лапы, но самец не обратился в бегство и не замер на месте, а пошел прямо на него, опустив голову и выставив грозные рога. Когда они сошлись, Де'Уннеро ощутил болезненный укол в грудь, но не обратил на него никакого внимания. Он снова яростно взревел, тигриная лапа с размаху опустилась на голову оленя, вцепилась в его рога и резким рывком повернула голову в сторону, сломав хребет. Самец покачнулся и упал.
Де'Уннеро вгрызся ему в шею и разорвал главные вены, жадно лакая хлещущую из них кровь. Одновременно он мысленно воззвал к камню души, чтобы поглощать не только физическую составляющую оленя, но и его жизненную силу.
Когда все было кончено, энергия так и клокотала внутри. И все же ему было мало. Он бросился на поиски самки, нашел ее, накинулся сзади и возобновил пиршество.
Теперь можно было мчаться на север, не зная усталости, не испытывая потребности в отдыхе.
— Впереди все чисто, — сообщил Роджер, вернувшись к Элбрайну и Смотрителю, которые только что обшарили местность к западу и востоку.
Позади них на небольшой полянке немного в стороне от дороги — точнее говоря, всего лишь тропы, протоптанной солдатами армии демона, — пятеро монахов сидели в кружке вокруг костра и ели ужин, приготовленный Виссенти из съедобных корешков.
— Далеко же они убежали, — заметил рейнджер, недоверчиво покачивая головой.
Пройдя уже половину расстояния от Дундалиса до Барбакана, маленький отряд не встретил ни единого монстра — ни великанов, ни гоблинов, ни поври.
— Вайлдерлендс больше, чем кажется, — сказал кентавр, — больше, чем все населенные людьми земли, вместе взятые. Клич демона, сзывающего свою армию, пронесся по всей земле, вытащил гоблинов из их нор, согнал великанов с утесов безымянных гор и даже докатился до живущих за морем поври.
— А теперь, похоже, они вернулись в свои норы и скалы, — отозвался Полуночник. — И все же у меня нет ощущения, что здесь безопасно.
— Люди любят усложнять себе жизнь, — сухо заметил кентавр.
Полуночник снова покачал головой и уже в который раз оглянулся.
— Ну, жаловаться-то не стоит. — У Роджера возникло странное ощущение, будто Полуночник разочарован отсутствием монстров. — Лучше ни одного врага, чем много.
— Случается, что и один — слишком много, — задумчиво ответил Элбрайн.
— Если только тебя устраивает ужин из корешков, — засмеялся кентавр. — Хо, хо, знай наших!
Когда-то эта излюбленная присказка Эвелина, звучащая из уст кентавра, раздражала Элбрайна, но теперь заставляла лишь улыбаться.
— Что теперь, снова в разведку? — спросил Роджер.
Оба его собеседника заметили, что он бросил тоскующий взор в сторону костра.
— Да нет, хватит, — ответил Элбрайн, хотя знал, что и он, и кентавр будут рыскать по лесу до поздней ночи. — Иди к братьям, поужинай и ложись спать.
Роджер кивнул и побежал к костру, крича, чтобы Кастинагис оставил ему хоть чуточку.
— Его недаром тянет к огню, — сказал кентавр.
— Да, ветер холодный.
— Очень холодный. До сих пор нам везло, рейнджер. Так далеко на севере ветру ничего не стоило заморозить нас до костей, и однажды утром мы могли проснуться под толстым слоем снега.
— А нам еще идти и идти на север, — заметил Полуночник.
Смотритель кивнул.
— Да, и хотя скоро зиме конец, весна в Барбакане не то же самое, что в Дундалисе. Я на одно надеюсь: что после взрыва все там изменилось и в воздухе до сих пор плавает столько пыли, что она прикрывает землю, как одеялом. Ты видел, какой странный цвет имеет небо на рассвете и на закате. Может, это пыль смягчила погоду, что зимой, что летом.
В самом деле, как раз в этот момент западный край неба заполыхал красным, словно облака охватил огонь. Полуночник полагал, что кентавр прав. Он уже давно жил на свете, втрое дольше самого старого человека; и ни одно земное создание, даже госпожа Дасслеронд из тол'алфар, не было столь восприимчиво