вокруг флагмана эскадры Брезерфорда. Остальные корабли Мидалиса тоже подняли паруса.
— Мы их всех отправим на дно, мой герцог! — вскрикнул один из офицеров.
Другие загомонили, явно не разделяя его чувств.
Герцог Брезерфорд, посмотрев сначала на флаг в своих руках, а потом на трепещущее на ветру знамя короля Эйдриана, спустился в каюту и налил себе рома. Погрузившись в глубокое раздумье, он крутил в руке стакан, вглядываясь в его содержимое.
Потом залпом проглотил ром и, охваченный тревогой и раздражением, с силой отшвырнул стакан. Тот, сделанный из прочного стекла, ударился о стену, но не разбился, а упал на пол и покатился. Так перекатываются волны под днищем корабля, подумал Брезерфорд, и так перекатываются сомнения в его душе.
В голове эхом отдавались сказанные на прощание слова Пони: «Следуй велению своего сердца».
В конечном счете, это то, чем должен руководствоваться в действиях любой человек.
Герцог Брезерфорд никогда не обманывался насчет нравственного величия Эйдриана, а также мало доверял громким восхвалениям, расточаемым молодому узурпатору герцогом Кал асом. Брезерфорд хорошо знал короля Дануба и горячо любил его. И понимал, возможно, лучше всех остальных придворных Урсала, что характер у принца Мидалиса сродни тому, какой был у покойного короля.
Герцог Брезерфорд опустил взгляд на валявшийся на полу каюты стакан. Тот, невзирая на увеличившуюся качку, больше не перекатывался, найдя, видимо, какое-то устойчивое положение.
Буря в душе герцога тоже улеглась, хотя в глубине души он не сомневался, что решение присоединиться к принцу Мидалису очень скоро приведет его в мир теней.
Значит, так тому и быть. Он умрет с сознанием того, что сохранил свое доброе имя и преданность королевскому роду Урсалов.
Умрет с сознанием того, что следовал велению собственного сердца.
— По оценке герцога Брезерфорда, они появятся вскоре после полудня, — сообщил Бринн Белли'мар Джуравиль.
Она встала и подошла к скалистому обрыву. Внизу на юго-востоке перед ними раскинулась Хасинта.
— Этот герцог Брезерфорд… От него будет толк как от союзника? — спросила тогайранка.
— Хорошо уже то, что он сражается на нашей стороне, а не против нас, — сказал эльф. — Людей на его кораблях не так уж много. Больше половины тех, кто шел на них до встречи с нами, предпочли сохранить верность королю Эйдриану и высадились на побережье близ Энтела. Однако герцог имеет весьма значительное влияние при дворе Хонсе-Бира. Может быть, его решение придаст мужества и другим колеблющимся, которые совершили выбор под нажимом, из опасения за свою жизнь или свое благосостояние.
— Хотя ты, как я погляжу, в это не веришь, — заметила Бринн.
— Да, не верю, — после недолгой паузы признался Джуравиль. — Мои лазутчики сообщают, что влияние короля Эйдриана на большую часть населения Хонсе-Бира по-прежнему весьма значительно. Однако теперь, когда герцог Брезерфорд с нами, мы доминируем на море, и это имеет чрезвычайно важное значение.
Тогайранка не отвечала, не желая продолжать бессмысленный спор. Они с Астамиром долго обсуждали сложившуюся ситуацию и пришли к выводу, что положение их более чем серьезно. Численность армии принца Мидалиса не позволяет ему с успехом воевать на суше. Он рискует стать для Хонсе-Бира тем, чем Майша Дару был для Бехрена: источником постоянного раздражения, не более.
Однако для задачи, стоящей перед Бринн в Бехрене, и, следовательно, для дела Тогая принц Мидалис и герцог Брезерфорд могут оказаться бесценными союзниками.
— Ты пробрался этой ночью в Хасинту. И каков результат? — спросила Бринн.
Джуравиль сделал ей и мистику знак следовать за собой и обошел большой валун, позади которого — чтобы его не было видно из Хасинты — горел факел. Он достал карту города, которой снабдила его тогайранка, и бережно расправил ее на каменистой земле.
— Вот здесь конюшни и склады. — Он указал место на карте. — Солдаты Хонсе-Бира привезли с собой огромное количество сена. Почти все сараи забиты им до потолка.
Лицо Бринн моментально напряглось; все ее впитанные с молоком матери инстинкты восставали против того, чтобы поджигать конюшни. Кочевники любят и ценят лошадей превыше всего.
— Недалеко отсюда смоляной склад. — Палец эльфа скользнул к центру города.
— Ты сумеешь найти эти здания с воздуха, да еще ночью? — спросил Астамир, и Джуравиль кивнул.
Тогайранка почувствовала, что оба ее товарища смотрят на нее, и поняла, что обуревающие ее эмоции ясно читаются у нее на лице.
— Терпеть не могу делать такие вещи, — созналась она.
— А что можно предложить взамен? — сказал мистик. — Боюсь, это понравится тебе еще меньше.
Бринн подняла взгляд на советника. Она почти слышала крики людей, испуганное ржание лошадей; почти видела вздымающееся высоко над Хасинтой пламя — яростное, разрушительное.
— Эйдриан собирается подчинить себе весь мир, — услышала она словно издалека голос Джуравиля. — Эйдриан погубил госпожу Дасслеронд и стремится уничтожить Эндур'Блоу Иннинес.
Тогайранка и сама понимала, что ее бывшего товарища по обучению у эльфов необходимо остановить. Однако было невыносимо больно сознавать, что путь к достижению этой цели проходит по трупам невинных.
— Ладно, давайте осветим дорогу нашим союзникам, — вздохнула она.
За два часа до рассвета Бринн, Астамир и эльф уселись на плечи могучему Аграделеусу. Дракон поднялся в воздух и, ловя восходящие воздушные потоки, стал планировать, бесшумной тенью опускаясь все ниже и ниже, чтобы использовать преимущество, которым обладал в утренней туманной дымке. Сначала Джуравиль указал дракону на склад со смолой, и, хотя это здание было построено в основном из камня, огненное дыхание Аграделеуса пробилось сквозь щели и воспламенило хранящиеся там припасы.
Потом перед ним возникла следующая цель, и на этот раз струи пламени произвели намного более ужасающий эффект. Сухое сено вспыхнуло точно порох.
Тогайранка не оглядывалась — просто не могла! — однако крики отчаяния достигали ее ушей.
Дракону, видимо, вся эта оргия разрушения доставляла истинное удовольствие. Он собирался совершить еще один заход, но мистик велел ему лететь дальше, напомнив, что солдаты и монахи, без сомнения, уже подняты по тревоге.
Чуть позже, со скал, Бринн Дариель посмотрела вниз. Весь горизонт полыхал оранжевым, а по небу, затмевая уже начинавшие гаснуть в предрассветном воздухе звезды, растекались клубы черного дыма.
Женщина постаралась выкинуть из головы все сожаления.
— Мы начнем наступление с первым лучом солнца, — сказала она. — Нужно сделать так, чтобы внимание противника было сосредоточено на западной стене.
Солдат, защищавших подход к Хасинте с запада, было меньше обычного — многие из них вынуждены были заняться тушением бушующих пожаров. Те, кто остался на стене, с восходом увидели изготовившихся к атаке всадников Тогайского Дракона, которые пока были вне зоны поражения стрелами.
В сторону тогайру полетели массивные каменные глыбы, выпущенные катапультами бехренцев. Однако всадники были слишком проворны, чтобы стать их жертвой. Увертываясь от камней, они выкрикивали в адрес солдат на стене насмешки и оскорбления.
— Обычные уловки ру, — заметил ятол Ваадан, обращаясь к аббату Олину. — Они пытаются выманить нас из-под прикрытия городских стен.
— Проклятые дикари, — проворчал аббат. — Наносят удар под покровом ночи, после чего удирают. Да они просто трусы!
— Вряд ли можно назвать так воинов, которые побеждают снова и снова, причем там, где этого никак не приходилось ожидать, — вздохнул Маду Ваадан.
