— Даякам, господин Янес. Это они проделали надо мной такую жестокую штуку.
— Ах, мерзавцы! Спустись скорей в каюту и заставь перевязать получше твои раны, а тогда уже возобновим разговор. Скажи только, сильной ли опасности подвергаются сейчас Тремаль-Наик и Дарма?
— Хозяин на скорую руку составил из малайцев маленький отряд и пытается оказать сопротивление даякам.
— Ну хорошо. Иди и предоставь себя в полное распоряжение Кибатани: он знает толк в ранах. Потом пришлешь за мной. Иди же, мой бедный Тангуза! Сейчас у меня на очереди другое дело.
Пока метис спускался с помощью двух матросов в каюту, Янес снова обратил свое внимание на устье реки, где в это время появились три большие лодки, переполненные людьми, и двойная пирога с перекинутым от одного борта к другому мостком, на котором помещалась одна из тех небольших пушек, отлитых из расплавленной медной обшивки кораблей с небольшой примесью свинца, которые носят у малайцев название
— Я боюсь, что за этими островами скрываются другие такие же лодки, господин Янес, — сказал Самбильонг, одновременно со своим начальником наблюдавший за появлением новых даякских пирог.
— Ну, мы слишком сильны, чтобы бояться этих мошенников, хотя эти достойные потомки пиратов и головорезов отчаянны, как сам дьявол, нужно отдать им справедливость. Скажи-ка вот что: много у нас шрапнельных снарядов?
— Два ящика, капитан.
— Распорядись, чтобы их вынесли наверх. Заставь также растянуть над бортами абордажную сетку и развесить на ней связки терновника. Посмотрим, как они завоют, если им вздумается взять на абордаж наше судно. Эй, лоцман!
Малаец, который, забравшись на площадку фок-мачты, следил оттуда за подозрительными движениями четырех шлюпок, спустился вниз и подошел к португальцу, стараясь глядеть куда-то в сторону.
— Ты знаешь, сколько лодок находится в распоряжении тех даяков, которые виднеются там, вдали?
— На реке их было очень немного, — ответил малаец.
— Как ты думаешь, не собираются ли они атаковать нас, пользуясь нашей неподвижностью?
— Я этого не думаю, господин.
— Ты говоришь это вполне искренне? Смотри, у меня начинают появляться большие подозрения на твой счет. Наше теперешнее пребывание на мели вовсе не кажется мне делом простого случая.
Малаец скривил гримасу, как бы стремясь скрыть зловещую улыбку, промелькнувшую на его губах. Потом сказал с некоторой досадой:
— Я, кажется, не дал вам никаких поводов сомневаться во мне, господин.
— Посмотрим, что будет дальше! — пробормотал вместо ответа Янес и отправился навестить раненого метиса, поручив Самбильонгу заняться приготовлениями к защите «Марианны».
II. Пилигрим из Мекки
Если попавшее на мель судно Янеса было красивым с наружной стороны, настолько красивым, что оно могло смело соперничать с самыми роскошными яхтами эпохи, к которой относится наш рассказ, то внутри, особенно в отведенных для самого капитана кормовых помещениях, оно было просто великолепно.
Особенно богато была отделана центральная комната, служившая салоном и, вместе с тем, столовой. Симметрично расположенная в ней мебель красного дерева была очень тонкой филигранной работы, с красивой инкрустацией из перламутра и широкими золотыми ободками по краям. Пол был покрыт тяжелыми персидскими коврами. На стенах отливали всеми цветами дорогие обои индийской работы, а маленькие хрустальные окна были полузакрыты воздушными занавесками из красного шелка, поддерживаемыми серебряными цепочками. С потолка в центре салона-столовой спускалась большая роскошная люстра, по- видимому, венецианской работы, свет которой по вечерам отражался миллионами ярких бликов на богатейшей коллекции оружия всех стран и народов, развешенной тут же по стенам.
В этой обставленной с чисто восточной роскошью комнате, на обитом зеленым бархатом диване лежал перевязанный чуть ли не с ног до головы и покрытый толстым белым шерстяным одеялом управляющий Тремаль-Наика, уже несколько оправившийся и выглядевший сравнительно бодрее, чем несколько минут тому назад.
— Ну, как ты себя чувствуешь, мой мужественный Тангуза? — спросил Янес, подойдя к импровизированному ложу метиса.
— О, Кибатани обладает поистине волшебными лекарствами! — ответил раненый. — Он смазал мне каким-то снадобьем все тело, и теперь я чувствую себя гораздо лучше, чем раньше.
— Ага! Ну теперь расскажи, как все произошло. Прежде всего я хочу знать, находится ли мой друг Тремаль-Наик все еще в кампонге Пангутаран или он защищается от восставших где-нибудь в другом месте?
—Да, господин Янес, он остался в Пангутаране, и когда я покидал его, он деятельно готовился к защите против даяков, надеясь продержаться до вашего прибытия. Давно прибыл к вам, в Мопрачем, посланный нами гонец?
— Три дня тому назад. Как видишь, Тангуза, мы не потеряли ни одной минуты и примчались сюда на самом лучшем корабле, каким только располагали,
— А что думает Малайский Тигр об этом неожиданном возмущении даяков, которые всего каких-нибудь три недели тому назад чуть не молились на моего хозяина?
— Мы все строили здесь самые разнообразные предположения на этот счет, но боюсь, что настоящей причины даякского возмущения мы так и не отгадали. Бедный Тремаль-Наик! Шесть лет гигантского колонизаторского труда. Сотни тысяч рупий, израсходованных, по-видимому, без всякой пользы, Это ужасно!.. Скажи, Тангуза, неужели у вас там тоже решительно ничего не знают о мотивах, побудивших даяков взяться за оружие и подвергнуть беспощадному уничтожению фактории Тремаль-Наика, стоившие ему таких больших усилий и забот?
— Я расскажу вам сейчас, сахиб, все, что нам известно.
Около месяца тому назад, а может, и несколько раньше, высадился на этих берегах какой-то человек, не принадлежавший, по-видимому, ни к малайской расе, ни к какому бы то ни было племени, обитающему на острове Борнео. Говорили, что он был ревностным мусульманином и носил на голове зеленый тюрбан — знак того, что он совершил священное паломничество в Мекку, к гробу Магомета.
Вы знаете, сахиб, что даяки этой части острова не верят ни в добрых, ни в злых духов, как это наблюдается у их южных соплеменников. Они считают себя — по-своему, разумеется, — мусульманами и фанатичны до такой степени, что способны затмить в этом отношении, пожалуй, даже мусульман Центральной Индии.
Что говорил, чего наобещал этот таинственный пилигрим дикарям даякам — ни я, ни мой хозяин до сих пор не знаем. Факт, однако,
что ему очень легко удалось затронуть их религиозный фанатизм, загипнотизировать их, заставить восстать против Тремаль-Наика и подвергнуть разграблению его фактории.
— Ты видел его, этого пилигрима?
— Да, вырываясь из рук мучивших меня даяков, я успел разглядеть его. Это высокий худой старик с изможденным лицом и лихорадочным, возбужденным блеском глаз. Вид у него такой, что его действительно можно принять за пилигрима…
Оба собеседника на несколько мгновений погрузились в раздумье.
— Есть еще одно обстоятельство, господин Янес, которое заставляет отнестись к тайне даякского восстания очень серьезно. Мне передавали, что две недели тому назад здесь приставал пароход, шедший под английским флагом, и что пилигрим вел продолжительный разговор с капитаном этого парохода.
— Англичане? — воскликнул Янес. — Да, да, это вполне возможно! В Лабуане давно уже ходят слухи, что английское правительство намеревается занять наш остров, Мопрачем, под предлогом, что мы
