могу пойти и чуть дальше. Не кажется ли вам, что после всего случившегося между нами вы можете звать меня просто Оливия?
И сразу же стало легче на душе, когда в ответ на ее слова лицо Шелби, до того жесткое и настороженное, озарилось лучезарной улыбкой.
Оливия! Какое чудесное имя! И подходит ей как нельзя лучше.
– В вас нет ничего общего с уличными девками, но смелости вам и впрямь не занимать. И пожалуйста, Оливия, зовите меня Сэмюэль. – Ее имя сорвалось с языка и прозвучало как песня. Кажется, полковник был окончательно покорен. – Думаю, нам нужно поскорее вернуться в город. Ваши родные наверняка места себе не находят от беспокойства.
Они вышли из хижины и направились к экипажу. Обдумывая последние слова Шелби, Оливия пришла к выводу, что он обладает редкой способностью выуживать информацию, при этом ничего не говоря о себе.
– У меня нет родных, Сэмюэль, – сказала она, – только опекун Эмори Вескотт, торговец из Сент-Луиса. Он приехал в столицу по делам.
– Из Сент-Луиса? – переспросил Шелби, застигнутый врасплох совпадением.
Оливия уловила его удивленный тон и повернула голову.
– Да, там мы и живем, но время от времени дядюшка Эмори берет меня с собой, когда отправляется в деловую поездку.
– Даже опекун, который разрешает вам разъезжать в одиночку по глухим сельским дорогам, наверняка будет волноваться, если вы не вернетесь домой до наступления темноты, – заметил Шелби, помогая девушке взобраться в фаэтон.
– Только не сегодня, – живо возразила Оливия. – Он еще не вернулся из Мэриленда… ему должны там заплатить по счетам должники. Дядюшка заметит мое отсутствие только в одном случае – если я не появлюсь к пятнице в полной готовности к возвращению домой. И не забывайте – это я должна доставить вас домой, ведь экипаж мой, а вы всего лишь пассажир. Так что давайте поторопимся, чтобы вы оказались дома до наступления темноты.
– Вы проявляете столь трогательную заботу о моей репутации! Как я могу вам отказать? – ответил Шелби с улыбкой.
Город окутала темнота, и стало довольно морозно, когда экипаж подъехал к красивому трехэтажному кирпичному зданию в георгианском стиле, которое сенатор Уортингтон Соамс преподнес своей обожаемой «красавице Тиш» в качестве свадебного подарка. Сэмюэль ненавидел эту подавляющую своей помпезностью громадину.
Оливия окинула особняк ошарашенным взглядом.
– У вас великолепный дом. Я видела такие, пожалуй, только в Лондоне, – проговорила она, удивляясь, как Сэмюэль может содержать подобный дом на полковничье жалованье.
Шелби не спешил с ответом. Хотелось бы знать, чем вызвано ее замечание? Простым любопытством или желанием выведать размеры его состояния? Дочь французских эмигрантов, естественно, не купалась в роскоши и знала цену деньгам. В разговорах со случайными знакомыми полковник весьма неохотно признавался, что роскошный дом со всей обстановкой – это свадебный подарок тестя, и меньше всего хотелось обсуждать эту тему с Оливией Сент-Этьен. Кроме того, хотя на пути к столице они много и достаточно откровенно беседовали, Шелби не удосужился сообщить, что женат. А что, если бы он был свободен? Как бы он поступил в этом случае? Неужели связался бы с этой шальной французской девицей, которая притягивала его, как огонь костра промокшего пса?
– Дом как дом. Он мне даже не принадлежит, – коротко сказал Шелби и взял ее руку, дабы поцеловать на прощанье. Но едва его губы коснулись пахнувшего жасмином шелка кожи, уже не было сил отпустить ее руку.
Оливия нежно сжала пальцами его кисть, их глаза встретились – и взгляды были гораздо красноречивее слов. Сам того не желая, Сэмюэль вдруг выпалил:
– В этом месяце меня переводят в Сент-Луис. Возможно, мы снова увидимся.
– Сент-Луис не очень большой город, – с улыбкой заметила Оливия, – и вам вряд ли удастся от меня спрятаться. Мне доставит большое удовольствие выследить вас.
У окна, скрытая брюссельскими кружевными занавесками, Летиция Соамс Шелби наблюдала, как Сэмюэль прощается с незнакомой девушкой. Заслышав их смех, Тиш нахмурилась и пробормотала:
– Какие нежности! Хотелось бы знать, кто эта рыжая потаскушка?
Стоявший рядом мужчина вгляделся в темноту и негромко выругался, когда свет факела, который вынес подбежавший к коляске лакей, упал на огненно-рыжие волосы Оливии. – Это та девка, которая помогла Шелби унести ноги! – воскликнул мужчина. – И тот же экипаж – очень дорогой легкий фаэтон и великолепная упряжка.
Летиция повернулась к собеседнику с выражением презрения, исказившим ее аристократическое лицо, лишив его кукольной красоты, которая обычно привлекала общее внимание.
– Ты хочешь сказать, что потерпел неудачу из-за этой потаскухи? Тебе помешала одна из шлюх Сэмюэля? – спросила Тиш, гневно сверкая глазами и не считая нужным скрывать возмущение. Она нервно провела рукой по соблазнительному бедру, просвечивавшему сквозь тонкий бледно-голубой муслин платья.
Женщина отошла от окна и двинулась в глубь комнаты. Ричард Буллок не мог отвести взора от ее пышных форм. Свои «домашние» наряды Летиция всегда заказывала из самых прозрачных тканей; она надевала эти платья лишь ради Ричарда, когда оставалась с ним одна в доме. Он облизнул пересохшие губы и уставился на нее обожающим взглядом. В молчании прошло несколько секунд. Наконец он ответил:
– Не знаю, кто это, но, судя по тому, как лихо она управляла упряжкой на Пост-Оак-роуд, эта дамочка знает толк в лошадях.
Ричард пытался оправдаться, и это не вызывало сомнений. Летиция молча смотрела на него, накручивая на тонкий палец длинную золотистую прядь, упавшую на грудь.
Люди часто замечали, что они похожи, как брат и сестра, потому что у обоих были светлые волосы и золотистые глаза. На самом деле Ричард приходился Летиции лишь сводным братом. Уортингтон Соамс овдовел, когда дочери исполнилось двенадцать лет, и женился на вдове с восьмилетним сыном. Он надеялся, что она принесет ему наследника, который продолжит род Соамсов и займет место отца в сенате. В общем, Летиция и Ричард были родственниками лишь по браку родителей, но росли вместе и получили равное воспитание.
Когда новая жена умерла, так и не сумев подарить сенатору наследника, Соамс переключил все амбиции на дочь. Он ни в чем ей не отказывал, «красавица Тиш» получала все, что желала, – в том числе получила и капитана Сэмюэля Шеридана Шелби, который оказался самой большой ошибкой ее жизни. Теперь Летиция вознамерилась исправить эту ошибку с помощью Ричарда.
– Не морочь мне голову. Можешь забыть об этом ничтожестве в коляске. Лучше объясни, почему ты не пристрелил Сэмюэля.
– Я загнал его в угол. Более того, ранил, пустил кровь. Ему негде было спрятаться, но вдруг из-за поворота вылетела эта проклятая коляска. Уверяю тебя, Тиш, никто не знает об этой старой заброшенной дороге, кроме Шелби. Не понимаю, откуда девка взялась. Если бы не она, я бы его прикончил.
– Видно, ты его крепко зацепил, – немного милостивее заметила Летиция, припомнив увиденное в свете факела темное пятно на левом рукаве мужа.
– Остается надеяться, что у него будет заражение крови и он все равно умрет, – угрюмо сказал Ричард, наблюдая за тем, как Летиция позирует перед высоким зеркалом, занимавшим почетное место в ее будуаре. Никто не знал, что Буллок вхож в личные апартаменты хозяйки дома, только молодая чернокожая служанка-рабыня, которая выросла вместе с Летицией на прибрежной плантации, принадлежавшей сенатору Соамсу.
– Мы не можем оставить его смерть на волю случая, – возразила Летиция.
– Не сердись, моя прелесть. Ты же знаешь, я могу стерпеть что угодно, кроме твоего гнева, – взмолился Буллок, подходя ближе. Он был тонок, как хлыст, и казался хрупким, но в совершенстве владел шпагой, отличался быстротой и хитростью на дуэлях и никогда ничего не прощал никому – кроме своей сводной сестры. Она одна могла говорить ему и делать с ним все, что хотела.
