будем делать?
— Сколько она будет… во сне? — как-то косноязычно спросил Павел.
— Еще как минимум полчаса-час. Фауст, что с тобой? Все о’кей?
Фауст заторможенно уставился на Диму, затем — на столик.
— А это что? — сварливо спросил у Макса.
— Это вещички. Из ее сумочки, — Макс, не уловивший настроения шефа, небрежно махнул рукой.
— А почему «вещички из сумочки» лежат не в сумочке? — Павел старался сдержать свой гнев, но это ему не удавалось. Его сердце, не подчиняясь волевым импульсам, продолжало свои беспокойные скачки. Как птичка о стекло. Теперь Макс услышал опасные нотки. Он подобрался и растерянно пробормотал:
— Это я на всякий… на всякий случай проверил.
— На всякий случай, говоришь? А какой это должен быть случай?
— Ну чтобы… жучков не было.
— Каких жучков? Колорадских?! Навозных?!
— Да нет, Павел Георгиевич! Я… чтобы не было подслушивающих… чтобы не было датчиков. Пеленговых! — радостно вспомнил крепыш.
— Чего ты завелся? — встрял Дима. — Правильно Максим сделал: надо было прошмонать ее вещи… И потом, мы же ничего не забрали. Все оставили в неприкосновенности. А вообще, какое это имеет значение? Хозяину важно, чтобы ее вернули в целости и сохранности. — Дон сладостно потянулся: — А вещички…
— Так! Эти вещи уложить в сумочку, а ее… Владу, пока не проснулась, отвези в парк, усади на скамейку и вызови «скорую»… Все, не возникай! — Фауст требовательно уставил палец в грудь пытавшегося возмутиться Дона. — Делай, как я сказал.
Как завороженный, Дон направился в спальню, затем, одумавшись, развернулся, словно солдат на плацу, и вышел. Выполнять совершенно непонятный приказ хозяина.
— А ты, Макс, аккуратно уложи вещи обратно в сумочку. Все, как было… Это что? Ее телефон?.. Дай- ка сюда.
Вытащив свой мобильник, он набрал на телефоне Влады свой номер. На его табло высветился номер телефона Бравиной.
Утром он сидел в телефонной компании, обслуживающей Бравину. Закрывшись в комнатушке технаря, он «укатывал» не по годам серьезного, нахохлившегося паренька:
— Ты пойми, приятель, это совершенно безобидная вещь. Ты мне делаешь телефончик с таким же номером. Нечто вроде отводной трубки.
— Никак нельзя! — солидно отшатывался технарь, поправляя безупречно повязанный узел галстука. — Абсолютно невозможно! У нашей фирмы репутация. И мы не имеем…
— Да брось ты, приятель! — рассмеялся Фауст, глядя без выражения на техника. — Репутация не пострадает. Я тебе скажу честно: это моя сестра. Сестренка. И мне нужно знать, какой образ жизни она ведет.
— Не могу. Это — вторжение в личную жизнь! Ваша сестренка имеет право на личностные тайны.
— Какие тайны?! — снова холодноглазо смеялся Фауст. — Вот если бы я у тебя попросил поставить на прослушку телефон какой-нибудь фирмы, — тут да! Это экономический шпионаж. А здесь!.. Какие могут быть у молодой девчонки тайны от брата? Вот у тебя, например, есть сестренка?
— Ну есть, — насупился и насторожился паренек.
— А тебе не интересно, с кем она общается, в какой компании тусуется? А?
— Интересно. Но она мне все сама рассказывает.
— Уморил! — негромко расхохотался Павел, утирая несуществующую слезу из бесчувственных глаз. — Она тебе расскажет… В общем так, парень: вот аппарат, устрой ему вот этот номер. Микрофон убери. Оставь только слуховой динамик.
— Да не имею я права, — уже молил взятый измором техник. — Там СИМ-карта установлена. Она как ключик: только к этому аппарату подходит.
— А у меня есть универсальный ключик. Ко всем аппаратам. Называется СИМ-СИМ-карта. Помнишь — «Сим-сим, откройся!». Вот этот ключик. — Фауст эффектно вытащил скрученные в трубочку банкноты. Паренек недовольно засопел и спрятал деньги в карман.
А назавтра Павел уже посадил на этот телефон специально нанятого технаря. С этого часа все телефонные разговоры Влады записывались.
Влада открыла глаза и осторожно повернула голову: казенные стены, неузнанные, но чем-то знакомые запахи… Сознание возвращалось к ней постепенно, словно выползая своими объемами из тумана. «Белая стена… Лежу на постели, но в одежде… Запах… Что он напоминает? Ах да, аптеку… Или нет, кабинет врача… Боже! Врача! Даня!!! Даня ведь в больнице! Ему нужна кровь! Надо сдать кровь!..» Она быстро встала, покачнулась — голова была тяжелой и непослушной. Но Влада уже не считалась с неудобствами. Толкнув дверь, оказалась в каком-то коридоре — длинном и тихом. Ей навстречу уже спешила девушка- медсестра и какой-то мужчина с бородкой в белом халате.
— Ничего не понимаю! — бесился Алексей. — Похоже на похищение… Но странное, непонятное!.. А если не похищение, тогда что?! Не понимаю, Генрих, ничего не понимаю.
— Ты не спрашивал у врачей, с ней… ничего… Ну с ней все в порядке?
Алексей гневно скривил губы и сломал сигарету.
— Если ты имеешь в виду, что изнасиловали или мучили — нет. Слава Богу, никаких признаков. Укол только сделали — врач сказал, какое-то сильное снотворное. Укол — единственное насилие… Суки, падлы! Если бы они с ней что-ни-будь…! Ох, мрази!!! — Схватив пепельницу, он грохнул ее об пол. Опомнившись, подошел к спальне и заглянул. Но Влада успокоенно спала, прижав к себе Даню.
Алексей налил себе полный фужер — то ли водки, то ли коньяку — и ожесточенно выпил.
— Что-то не срослось в их планах. Кто-то им помешал?… Вроде бы они здесь дрались… Или ее тащили. Вон — стекло на двери разбито. Не само же оно лопнуло! И Лорд почему-то весь в крови. Этого лоха зачем же было уродовать? Он же мухи не обидит!
Снова налил Алексей, снова выпил безоглядно.
— Может, у них между собой какой-то базар вышел? Ведь дрались, точно дрались! Стекло здесь толстое, от резкого движения не сломается. По нему нужно ударить, крепко ударить, чтобы разбить… Погоди, а может это Влада разбила, чтобы шумом людей привлечь?.. Хотя нет! Кого этим звяканием привлечешь? Ничего я, Генрих, не понимаю. Ни-че-го! Влада еще в полусне: одно помнит, другое нет… Вот что, Геник, она ничего не должна знать… Ну что уставился? Не надо ей знать всего этого. Скажем, что потеряла сознание и все это ей при… привиделось. Так надо: она же такая впечатлительная! Надо оберегать ее от стрессов.
То, что Павел провалил хорошо организованную операцию, понимал он сам. Это была уступка сердцу. Роскошество, которого Фауст не позволял себе со времен юности. Понимал это и Донской.
— Что теперь, Павел Александрович? — ехидничал он. — Давай твой план, только теперь подключим побольше народу, чтобы…
— Закройся, Дон! — огрызнулся Фауст, но тут же опомнился: — Извини, не сдержался я что-то. Ладно, моя вина, я сам разберусь… «Медиков» этих отправь на Средиземное. Пусть понежатся. Это — помимо оплаты, как премиальные… Что с машиной сделали?
— Машину сразу же окунули в водохранилище. Пока найдут… А что с Бравиным будем делать? Он-то теперь насторожен! Кто предупрежден, тот вооружен. И мы же его вооружили! — не преминул упрекнуть Дима.
— Дон, друг мой, давай договоримся: если я предпринял акцию, значит, я ее оплачиваю. И любые коррективы, которые вношу я, — не обсуждать. О’кей? — ввернул любимое словцо Дона. — Тебя никто инициативы не лишает, но только в делах, где общие деньги… Теперь о Бравине. Еще раз расскажи мне о вашей первой беседе с его туповатым партнером.
