Шама не нуждался в инструкциях. Он и без инструкций был предельно собран и осторожен. Еще с вечера, затаившись в полуразрушенном сарайчике, на чердаке, он «делал подвод», «поляну пробивал». Иными словами, проводил рекогносцировку. И всегда так: прежде, чем кинуть хату, Шама терпеливо осматривался, изучал привычки и график хозяев дома, выявлял пути экстренного «слива» — на непредвиденный случай. Короче, очень осторожный был вор, Шама Золотой.
Ментов на подсаде нет: точно нет. Зря предупреждал Эльдар. Зря беспокоился. Разглядывая в бинокль объект, он прикидывал, как будет входить. Окна — отпадают: форточек нет, замазка стекол изнутри… Отпадает… Через трубу — не выйдет: узкий дымоход… Петли двери тоже замками внутрь… Не прокатит. Придется снимать пломбочку. Шама самодовольно усмехнулся: этот вариант он предусмотрел. Дождавшись четырех часов ночи, Шама сноровисто экипировался: надел на ноги сапожки-диэлектрики, натянул удобные, сохраняющие чувствительность пальцев, перчатки, поводил плечами и бедрами. Убедившись, что ничего не скрипит, не бренчит, взял сумку и покрался к аллейке — пролазу в дощатом заборе прямо за туалетом. Приблизившись к двери, Шама вытащил из сумки и надел специальные очки, а на лоб натянул инфракрасный фонарик. Теперь прокурорская контролька — лист бумаги, наклеенный на замок — виделась как днем. Шама даже мог прочитать текст на маленькой печати. Вытащив из той же сумки флакон, Золотой пшикнул на бумажку и замер. Ждал. Бумажная лента ожила: слегка потрескивая, стала разгибаться и наконец услужливо отогнулась. Как бы гостеприимно приглашая отпирать замок. Шама ухмыльнулся и неспешно сунул отмычку. Замок уступил очень быстро. В доме вор не мешкал: нашел нужную комнату, забрал порученные предметы… На миг остановился. Протестовало тело и душа против того, чтобы уйти без слама. Без добычи… Но подавил Шама искушение. Раз сказал Эльдар — это закон.
Осторожным и умным был двадцатипятилетний Шамиль Закиров, Шама Золотой.
У выхода задержался: запер на замок и снова заклеил прокурорскую опечатку. И здесь не оставил следов. Так что бесследно исчезли из дома предметы, уличающие участкового Сакина и майора Мишина в убийстве.
Генрих обескураженно сел на край дивана и задумчиво почесал щеку:
— Влада, ты что-то путаешь, я час назад говорил с ним.
Она развела руками и села рядом.
— Что за игру он ведет? Я не понимаю. Мне позвонил Бунимович и сказал, что Алексей перечислил триста тысяч.
— А с чего ты взяла, что это именно он?
— А кто еще?
— Ну откуда мне знать? Да кто угодно. Только не он. Лично меня он уполномочил отправить тебя в Женеву.
Закрыв лицо руками, она прошептала:
— Что за бред? Что за игру он ведет?
Пройдя в свою комнату на ватных ногах, она плотно закрыла дверь и набрала номер Бунимовича.
— Да, душа моя, слушаю.
— Геннадий Ильич, почему вы решили, что деньги получены от Алек… от моего мужа?
— А от кого же еще? В условиях четко оговаривается твое участие. Кому же еще это понадобится? — Он заискивающе хихикнул. — Кто еще мог? Разве ты еще к кому-нибудь обращалась?.. Вот видишь: только муж знал о нашей… твоей проблеме. Или у тебя появился благодетель, который неотлучно витает над тобой и угадывает твои мысли?
Вернулась к Генриху. Тот озабоченно рылся в бумагах.
— Генрих, оторвись на минуту.
— Я весь внимание, — рассеянно ответил Генрих, не отрываясь от дел.
— Я перебрала все варианты и поняла: кроме Лекса, никто другой не мог оплатить…
— А я говорю — это сделал кто угодно, но не Лекс. Абсолютно точно: Лекс не перечислял.
— Геник, да оторвись ты на минуту… Пойми, это очень важно. Вопрос даже не в деньгах. Вопрос в принципе.
— Влада, — Дудин поднял раздраженный взгляд, — я в курсе всех денежных потоков. Не Алексей это. Не до этого ему…
Влада возмущенно вскинулась. И Генрих тоже почувствовал нюанс:
— Прости, я не… не то я имел в виду… Хорошо, Влада, я еще раз проверю. Но уже сейчас уверен, что не он это…
— Но кто, если не он?! Ведь и не ты! А больше некому…
— Наверное, случайное совпадение.
— Да не может быть такого совпадения: точная сумма, да еще с указанием моего имени. Мистика какая-то!
— Вот-вот, — без интереса к теме пробормотал Генрих, — мистика… Телепатия. Угадывание мыслей на расстоянии… Где этот чертов акт?
Последнее Влада уже не слышала. Отгадка выскочила, как пружинный чертик. Телепат! Еще в реплике Бунимовича — «благодетель, вечно преследующей тебя и угадывающий твои мысли» — что-то неясное проскользнуло в сознании, а теперь — оформилось в твердую догадку.
— Это вы перечислили деньги? Триста тысяч долларов?!
— Как говорят официальные лица: не подтверждаю, но и не опровергаю.
— Понятно, — от Влады повеяло холодом. — И чем же я дала вам повод для такого жеста? Какую услугу вы оплатили?
Невозмутимый Паустовский испытал замешательство:
— Зачем вы так: «за услугу»? А вы не допускаете, что я сделал это… во имя искусства. Как благотворительность.
— О! Еще один Савва Морозов! Неиссякаема Россия на меценатов. Браво! Только один маленький штрих: ваша благотворительность носила корыстный характер. Кажется, это называется… протекционизм! Вы не ради искусства, а ради конкретного лица в искусстве…
— Абсолютно точно: ради конкретного очаровательного лица! Но что это меняет? Я и так внес бы деньги, а сделать это ради вас — вдвойне приятно.
— Еще раз браво! Только не понимаю, как можно манипулировать такими суммами ради эфемерной… даже неисполнимой цели! Все-таки триста тысяч долларов…
— Деньги имеют значение только для тех, у кого их нет.
— Хм… Вы срываете аплодисменты на каждой реплике. И, признаюсь, завоевали… определенные симпатии. Но — только симпатии. И уверяю вас, большего вам не светит. У меня достаточно крепкие и очень надежные чувства к мужу. И расшатать их вряд ли удастся. Даже вам, при всех ваших… достопримечательностях.
— Мне кажется, вы горячитесь. Поверьте, я совсем не намеревался расшатывать ваши отношения. Просто я вам… нет, не вам, а вашему мужу — завидую. И отдаю ему часть аплодисментов. Я уже понял, что ваши отношения невозможно расшатать… мм… со стороны.
— Что означает эта пауза?
— Абсолютно ничего. Просто не хватило воздуха на всю фразу, — Павел рассмеялся, но как-то нервно. — Не ищите подтекстов там, где их нет.
Влада с подозрением смотрела на визави. «Интересный человек. Кажется, искренний. Очень неглупый и даже обаятельный… А как его зовут?»
— Кстати, Влада Владимировна, как-то неловко, что я до сих пор не представился: Павел. Паустовский Павел.
Не удержавшись, Влада по-детски прыснула в кулак и опустила лицо, чтобы скрыть возрастающую приязнь:
— Так вот, Павел…?
— Просто: Павел.
— Так вот, господин Паустовский: я вам очень благодарна за этот именной благотворительный взнос.
