Однако бандиты располагали, как потом выяснилось, качественной японской аппаратурой, а сам эмир Габис Арсамаков, хотя раньше ничем не прославился, кроме организации нескольких засад, оказался командиром толковым и человеком чрезвычайно хладнокровным. Габис легко сориентировался в ситуации, уже определил, кто преследует его и какими силами, дал команду рассеявшимся было джамаатам собраться и позволил спецназовцам войти в «клещи», намереваясь уничтожить взвод. И подполковник взвод в эти «клещи» завел. Будь у Арсамакова на вооружении такая же огневая мощь, как у Актемара Дошлукаева, взвод был бы, конечно, быстро уничтожен. Но гранатометами бандиты не располагали, ночь и снегопад не давали возможности вести дальний прицельный огонь, а при попытке сокращения дистанции срабатывала уже лучшая выучка спецназовцев, тренированная реакция позволяла солдатам стрелять на опережение. И сам подполковник Семиверстов тоже не растерялся. Он не пошел по следу, заводящему взвод на дно ущелья, где его можно было расстреливать сверху со всех сторон, а резко свернул на склон и выбил оттуда слабый заслон бандитов, хотя такой переход обошелся потерей еще двух бойцов. Но, продвинувшись по склону, взвод ударил бандитам во фланг, имея здесь почти равные силы, потому что большая часть боевиков оказалась по ту сторону ущелья и требовалось время, чтобы им перебраться к месту боя и помочь своим.
Бой завязался вязкий, почти слепой, когда очереди с двух сторон раздавались не по человеческому контуру, а только по вспышкам автоматных стволов, которые благодаря пламегасителям на стволах были и так почти не видны, а тем более в такой густой снегопад. И в этих условиях боевики проигрывали, потому что оружие имели большей частью старое, не имеющее пламегасителей. Еще бы минут пятнадцать- двадцать такого боя, и можно было бы спокойно идти на прорыв, будучи уверенным, что противник понес значительные потери и будет не в состоянии удержаться на склоне.
Но эмир Арсамаков и в этой ситуации, как оказалось, проявил хладнокровие. Несмотря на потери во встречном бою, он не запросил помощи у своих людей на противоположном склоне, а отправил их в обход, в тыл спецназовцам. Подполковник Семиверстов такое решение эмира предвидел, но выставить сзади сильное охранение возможности не было. Когда за спинами спецназовцев раздались звуки активной автоматной стрельбы и три выстрела из подствольных гранатометов, Сергей Палыч понял, что положение взвода становится угрожающим. Вверх по склону не подняться – скалы, спускаться на дно ущелья – подставлять себя под расстрел сверху, хотя плохая видимость давала возможность уйти здесь, пусть и с потерями. Спереди залегли боевики, сзади напирают боевики. Что выбрать?
Подполковник выбрал прорыв, который планировал и раньше. Но для этого он дал короткий инструктаж бойцам и предупредил старшего лейтенанта Воронцова, чтобы не оставить прикрытие на месте боя. Хорошо, что хотя бы на такой дистанции переговорное устройство работало. Воронцов, сделав вместе с бойцами еще по одному выстрелу из «подствольника», быстро отступил и присоединился к взводу. А здесь атаке предшествовал мощный навесной залп тех же подствольных гранатометов. Пусть бандиты и залегли, но такой залп наверняка должен был заставить всех вжать голову в плечи. И это давало спецназовцам хотя бы десяток секунд растерянности противника, а за этот десяток секунд предстояло преодолеть как можно большее пространство.
Рывок был мощным и удачным. Бой перешел в кинжальную фазу, где успех определяется стремлением к цели, решительностью и умением выполнять единую команду. А это лучше умели, конечно, тренированные солдаты. Ряды боевиков были не просто смяты, а расстреляны на бегу.
Прорыв удался. Подполковник Семиверстов обернулся только тогда, когда, казалось, все было закончено. И в это время вдруг подкосились ноги. Сергей Палыч сначала даже не понял, что произошло, но боль пришла быстро, и он, уже лежа на снегу, видел, как на снег стекает кровь с обеих ног. А рядом уже не оказалось никого из своих, но из белой темноты снежной ночи приближались стреляющие в спину уходящим солдатам огненные стволы бандитов.
Подполковник даже не подумал о своей участи. Он не подумал, что его вот-вот могут застрелить, не подумал, что могут захватить в плен. В голове было только одно: бежать невозможно, значит, необходимо прикрывать тех, кто бежать может. Он поднял автомат и короткими очередями гасил одну за другой огненные вспышки в снежной стене ночи… И так до тех пор, пока что-то не ударило его в плечо и не заставило уронить голову в тот же снег, который валил не переставая и уже через несколько минут навалил сугроб на голову подполковника…
Сознание вернулось к Сергею Палычу вместе со звуками боя. И вернулось сразу ясное, с полным осознанием всего, что произошло. Бойцы его взвода вышли из боя. Естественно, не без потерь. Вышли, но сразу хватились, что потеряли командира батальона. В такой снегопад легко кого-то потерять даже днем, а уж про ночь и говорить не стоит. И старший лейтенант Воронцов, снова приняв командование своим взводом, приказал вернуться. Вернулись и ударили по остаткам банды эмира Габиса Арсамакова. Вполне вероятно, что старший лейтенант Воронцов сумел связаться с каким-то из других взводов роты, может быть, даже встретился, потому что все взводы наверняка шли к месту, с которого раздавались звуки боя. И совместными силами спецназовцы вот-вот собьют со склона бандитов.
Подполковник лежал, как упал, и был уже частично засыпан снегом, но все при этом осознавал, потому не шевелился, хотя пошевелиться хотелось, чтобы понять, насколько опасно его ранение.
А бой шел, он развивался по какому-то своему сценарию, и даже такому опытному в военном деле человеку, как Сергей Палыч, не совсем понятно было, кто и в какую сторону стреляет. Разобрать направление звука мешал снежный сугроб, засыпавший голову. И хорошо было бы сейчас голову приподнять и поднять ствол автомата, который подполковник из рук не выпустил, и изнутри, из вражеских рядов, поддержать наступление своих. Но для этого необходимо было сориентироваться, а это пока давалось с трудом. Подполковник мучительно пытался вспомнить, в какую сторону головой он упал, когда пуля пробила плечо и вошла, скорее всего, в грудь. Стрелять подполковник Семиверстов, пожалуй, смог бы, даже превозмогая боль, и стал бы стрелять, но вот перевернуться и сменить положение он сумел бы с большим трудом. А ведь ему, если не изменила память, необходимо повернуться, чтобы расположиться лицом к наступающим своим. Впрочем, здесь тоже не все было понятно…
А бой между тем продолжался…
Глава четвертая
Актемар вставил очередной диск в дисковод компьютера и приготовился читать.
Он уже раньше, за три предыдущих дня, рассортировал диски, разделив их на две неравные части. Основные были заняты научными материалами, но сам он, что, в принципе, было естественно, не мог прочитать ни одну из химических формул, которые со школы и института основательно подзабыл, поскольку интереса к химии не проявлял никогда. С этим должен разбираться специалист, и, судя по всему, специалист узкой направленности. Джабраил Артаганов, которого Актемар просил разобраться с материалами, тоже ничего понять не сумел, хотя и смог вспомнить кое-какие обозначения. Память у него была лучше, чем у Актемара, да и школу он заканчивал на восемь лет позже. Не все успел забыть.
Сама сортировка дисков великого труда не составляла. Маркировка на них, хотя и была выполнена латинским алфавитом, наглядно говорила, что к чему относится, потому что вторая стопка дисков представляла собой записи с испытаний препаратов и отчеты испытательных бригад, причем на одном диске с отчетами стояла маркировка, относящаяся к нескольким дискам с научными данными. Но Дошлукаева интересовали только отчеты. Однако, посмотрев на даты, проставленные в них, Актемар лишь затылок почесал. Получалось, что испытания многих препаратов начались задолго до того, как на базе «кадыровцев» появилась лаборатория профессора Лукмана Мажитова. Может быть, лаборатория существовала раньше и располагалась в другом месте, но это тоже едва ли, потому что сам полковник Мажитов несколько раз повторял фразу о затянувшемся организационном периоде. Но если лаборатории не было, тогда кто же делал препараты и кто их испытывал? Причем испытывал не на жителях Чечни, а на жителях глубинной России, в больших городах, выбранных для испытаний по непонятному Актемару признаку. Разные препараты часто использовали в одних и тех же местах. Почему? Откуда список этих городов взялся?
Пока ответа на этот вопрос не просматривалось, но даже простое любопытство, не говоря уже о большем, заставляло читать материалы внимательнее…
Джабраил позвонил, как и обещал – еще до своего совещания, на которое так спешил. И передал городской номер кабинета директора колледжа и его имя-отчество.
– Вообще-то Гирма Денисолатович человек, как говорят, не злой и мягкий. Но, может быть, именно потому на него и давят, а он давит на преподавателей, которые в свою очередь давят на твоего сына. Если
