– А взводный…
– Старший лейтенант Лосев.
– Дым Дымыч Сохатый…
Так офицеры звали по-дружески Дмитрия Дмитриевича Лосева.
– Да, было у него такое прозвище. Вы их знали?
– Могу вас, отец Василий, обрадовать. Вы никогда не служили в десантных войсках и напрасно празднуете чужой праздник…
– Как так? – не понял священник, но сразу насторожился, сурово подобрался.
– Вы служили в отдельной кабульской роте спецназа ГРУ, которая действовала под видом десанта. И я в той же роте в те же времена командовал взводом. Только другим… Солдат всей роты я, естественно, знать не мог… Мы в разных вертолетах летали, а там, в вертолетах, большая часть нашей службы, если помните, и проходила. С вертолета в засаду, из засады в вертолет…
– Это да, это помню… До сих пор шум двигателей ночами снится.
– Но Дым Дымыча Сохатого, – продолжил Семиверстов, – прекрасно помню… Более того, имею основания даже считать его другом.
– Его потом посадили за что-то, я слышал, – осторожно сказал отец Василий.
– Вместе с капитаном Охлопковым. Их ХАД[9] подставила… Обманом втравила в операцию, в которой проводила собственные разборки между кланами. Где сейчас Охлопков, я не знаю. А Дым Дымыч уже на пенсии. В последние годы перед уходом работал в антитеррористическом управлении Интерпола. Мы встречались года три назад…
– А мне сразу показалось, что я где-то видел вас, – признался отец Василий. – Но мало ли где можно было человека встретить… Да и в церковь со всех окрестных сел приезжают. Многих видел, но незнакомы. Так и думал…
Отец Василий отъехал от бензозаправочной колонки и остановился рядом с отставным полковником, пожал руку, потом потрепал по ушам высунувшегося из задней дверцы Ньюфистофеля.
– Домой или из дома?
– В Подхвостье…
– А я из дома. В епархию надо съездить. За очередным нагоняем.
Семиверстов хорошо знал, что церковное начальство не слишком поощряет радикальные патриотические взгляды отца Василия, но его это не останавливает. И даже его активная борьба с поголовным пьянством в деревнях не всегда находит понимание. Слишком активных начальство не поощряет традиционно, и не только в церкви, но везде, где желает спокойной, комфортной жизни. А отец Василий однажды даже целую проповедь читал о комфорте, который портит людей, заставляя их забыть о том, ради чего приходил на землю Христос.
– Отец Василий, я бы хотел исповедаться и причаститься.
– В воскресенье, как обычно. Исповедь в восемь. После службы причастие.
– Четыре дня. Боюсь, у меня раньше будет необходимость уехать… Тогда, пожалуй, я хотел бы просто поговорить, посоветоваться. Разрешите к вам завтра утром заглянуть?
– Рад буду, – согласился священник.
– Тогда – до завтра… – Но тут вспомнился «Ленд Ровер Дискавери», и нечаянно сказалось: – Если до завтра ничего не случится…
– Какие-то неприятности?
– Боюсь, вселенского масштаба.
– Серьезно?
– Серьезно.
– Тогда я могу заехать по дороге домой к вам в Подхвостье. Все равно мимо проезжаю…
– Рад буду, – словами священника согласился отставной полковник.
Он в самом деле всегда рад был такому гостю, хотя иногда и уставал слушать пространные размышления отца Василия, в котором всегда жило два человека – один порывистый и решительный, сплеча рубящий, а другой вдумчивый, рассудительный, пространно размышляющий вслух. И никогда не знаешь, с каким из этих двух отцов Василиев придется встретиться…
Сергей Палыч по разговорам других «пенсионеров» спецназа, да и по собственному опыту знал, что из всех боевых навыков дольше всего сохраняется без постоянной поддержки и тренировки взгляд разведчика. Случалось, идет с Ньюфистофелем по полю, а периферийное зрение само собой отмечает едва заметное шевеление травы в стороне. Подходит посмотреть, а в траве ползает ежик и ждет, казалось, когда дружелюбный Ньюфистофель с ним познакомится. И так со всем остальным. Что прочие люди не замечают, взгляд разведчика выделяет сразу, даже если это совершенно не нужно, просто автоматически, на уровне подсознания. И потому, едва выехав за пределы райцентра, он издали заметил ранее здесь не присутствовавший густой фиолетовый цвет среди кустов в стороне от дороги. «Ленд Ровер Дискавери» устроился там, дожидаясь проезда «Шевроле Нивы»…
В первый момент появилось желание нажать на тормоз, сбросить скорость до минимума, свернуть в противоположную сторону, пользуясь тем, что придорожная канава здесь неглубокая и сухая, пересечь ее и проехать полем, сделав большую петлю, а потом редколесьем, чтобы выехать на ту же дорогу уже далеко отсюда и рядом с деревней. Но что это дало бы? Если бы в «Ленд Ровере» находился снайпер, он не стал бы стесняться оживленного движения еще на шоссе. Обогнал бы там, нашел бы подходящую позицию и произвел бы единственный точный выстрел сквозь нетонированное лобовое стекло. И не нужно было бы так долго преследовать, выдерживать дистанцию, показывая себя. Ведь у преследователя, поскольку он знает, что представляет собой преследуемый, не может создаться иллюзии, что он незамечен. Даже те самые манипуляции со сменой скорости движения самому распоследнему дураку показали бы, что идет проверка. Ну, не оказалось снайпера под рукой, выставили группу? Тогда машину бы с дороги в кусты не убирали, потому что любую группу можно просто протаранить машиной. И вообще, была бы необходимость спрятать «Ленд Ровер», спрятали бы так, что на глаза не попался бы. Здесь машину оставили неподалеку от дороги, чтобы дальше продолжать преследование с соблюдением той же дистанции. Но зачем? Этого Сергей Палыч понять не мог, а если не мог, то и голову не ломал, справедливо считая, что в нужный момент все прояснится само собой.
И прояснилось… Дорога повернула, и из-за кустов встал человек в камуфлированной форме. И даже с погонами, хотя без головного убора. Впрочем, головной убор – кепка с козырьком, каких во времена службы самого Семиверстова в армии еще не носили, была зажата в руке. Это потому, что голова человека была опознавательным знаком. Такую блестящую лысину не узнать было трудно, и Семиверстов узнал капитана, по странной прихоти судьбы носящего фамилию Кудрявцев, а прозвище – Хронический Убийца.
Прозвище это укоренилось за ним в Чечне с легкой руки какого-то московского генерала, приехавшего вместе с журналистами иностранной телекомпании. По просьбе журналистов генерал «заказал» пленного боевика. Ему выделили тогда еще старшего лейтенанта Кудрявцева с двумя взводами солдат. Трижды старший лейтенант «поднимал» с логовища бандитов, и все три раза боевики сопротивлялись до последнего, но были уничтожены. Взять интервью у пленника не удалось. Впрочем, старший лейтенант Кудрявцев действовал вопреки указке московского генерала, но в соответствии с приказом своего командования, а потому взять пленника не слишком рвался. После третьего раза московский генерал и окрестил Бориса Петровича Хроническим Убийцей. Прозвище устоялось, хотя и не носило негативного оттенка, а самому Кудрявцеву, кажется, даже нравилось.
Капитан поднял руку, но этого и не требовалось, потому что отставной полковник и без того уже останавливался. Но «Шевроле Нива» еще и не затормозила полностью, когда Хронический Убийца быстро оглянулся, одним взглядом оценивая обстановку вокруг, на ходу открыл дверцу и запрыгнул на переднее пассажирское сиденье, за что удостоился короткого предупреждающего рыка со стороны Ньюфистофеля. Впрочем, на рык дисциплинированной собаки он особого внимания не обратил.
– Вперед, товарищ полковник, – сразу скомандовал капитан.
Сергей Палыч на подобные ситуации всегда реагировал адекватно и добавил скорость, хотя сильно добавить ее не позволяла дорога, разбитая частыми здесь тяжелыми лесовозами. Но все же для не слишком внимательного взгляда со стороны впечатление сложилось такое, что «Шевроле Нива» даже не
