поехала. Надо сначала самому с ситуацией разобраться, и только после этого докладывать. Хотя неизвестно было, имеет ли связь со своим командованием командир отряда «краповых» капитан Ермолаев, проводил ли он этот сеанс и что он докладывал. Доклад Ермолаева, если он состоялся, наверняка уже дошел до начштаба и озадачил его. Но самому Андрею, не выходящему на связь по причине проведения «зачистки» в лесу, до следующего сеанса оставалось еще два часа, и за эти два часа предстояло принять решение о возможности дальнейшего поиска.
Убедившись, что бандиты в лесу есть, капитан Герасимов уже не имел права просто так снять роту и уйти. Но когда одновременно с бандитами действует и какая-то другая сила, причем сила, с которой не знаешь, как бороться, обычные расчеты не годятся. И это до предела усложняло его задачу.
«Краповые», конечно же, видели выход роты спецназа ГРУ из лесного массива и не могли ошибиться в определении принадлежности колонны; хотя бы по численности их не могли принять за бандитов, как иногда случалось в разгар первых двух чеченских войн, когда свои вдруг открывали огонь по своим же. Тем не менее, чтобы пресечь всякие неувязки, капитан Герасимов вышел на связь через полученное от «крапового» капитана переговорное устройство.
– Слушаю вас, – ответил чей-то высокий голос с многочисленными трещинками в интонациях, но точно не принадлежащий капитану Ермолаеву, с которым Герасимов говорил уже дважды и потому голос запомнил.
– Капитан Герасимов, спецназ ГРУ. С Ермолаевым хотел бы поговорить.
– Невозможно, товарищ капитан… – в высоком голосе звучала хриплая растерянность. Видимо, именно от растерянности и хрипота появилась.
– То есть? Почему невозможно? Кто это говорит?
– Старший лейтенант Толстощекин, спецназ внутренних войск.
– А капитан где?
– Нет больше капитана…
Что-то в голосе старшего лейтенанта Толстощекина Андрею не понравилось, хотя слова его были предельно ясными. Но «краповым», занявшим позицию, воевать было не с кем, и потому слова «нет больше капитана» не воспринимались всерьез.
– Что случилось?
– Опять…
– Что – опять? Говорите конкретно.
– Капитан отправил на перевал радиста, потому что рация с позиции не брала наш узел, а потом сам к радисту поднялся. Оба убиты…
– Бандиты зашли с тыла? – попытался уточнить Герасимов. – Откуда им там взяться…
– Не бандиты… – отчего-то шепотом сказал старший лейтенант Толстощекин.
Андрей уже все понял, но все же хотел услышать четкий ответ.
– Говорите конкретнее, старший лейтенант.
– Оба убиты. Следов пулевого ранения нет. Выгрызен головной мозг… Оборотни…
– Ладно. Мы поднимаемся. Нас не перестреляйте. Поднимемся, разберемся.
– На вас нападений не было?
– Мы стреляли в волка… Промахнулись. Уничтожено шесть бандитов.
– Их волки не трогают?
– Трогают… Найден труп бандита. Мозг выгрызен.
– Значит…
– Ничего это не значит. Скоро мы подойдем. Разберемся…
Герасимов отключился от связи, находясь не в лучшем состоянии духа. Откуда-то возникла крамольная мысль: значит, противостояние с бандитами равное. Они потеряли шесть человек, и мы теперь тоже шестерых. От того, что все шестеро «краповые», ситуация не менялась. Потери измеряются не в принадлежности бойца к определенным войскам, а в принадлежности к определенной операции. В данном случае операцией командовал командир роты спецназа ГРУ, следовательно, потери на его совести. И это командованием, конечно, будет отмечено. Но самое неприятное было даже не во мнении командования, а в том, что все потери произошли в задней линии, в цепи прикрытия то есть, среди бойцов, официально находящихся в относительной безопасности. И подумалось, что потери «краповые» понесли после того, как бандиты потеряли шестерых. То есть какая-то посторонняя сила уравнивает количество потерь. Это, конечно, было ерундой, на которой не стоило заострять внимание. Тем не менее, проникнув в голову и оформившись, мысль эта могла впоследствии, что называется, доставать. И чем сильнее будешь сопротивляться ей, тем сильнее она будет доставать. Это уже проверено опытом. И это будет продолжаться до того момента, пока все не прояснится или не разрешится тем или иным образом.
Конечно, шесть человек – это значительные потери. Однако если принять в расчет количественный состав банды, то получается не так и много. Порой такие потери бывают, когда федеральные войска штурмуют дом, в котором засели трое или четверо боевиков. Но там потери боевые. А здесь? Какие потери здесь? К каким их можно отнести?
Волки-людоеды, волколаки, оборотни… Все это в голове нормального человека не укладывается – и укладываться не должно. Средневековые легенды ни у кого не должны вызывать острого восприятия, и уж тем более не должны влиять на выполнение боевого задания. Сами люди находятся уже на другой ступени развития, и им легче поверить в пришельцев из космоса, чем в волколаков. Это капитан Герасимов знал твердо. И потому предпочитал не верить собственным глазам и собственным ушам. Но тогда необходимо как можно быстрее разобраться в ситуации, чтобы снова обрести привычную ясность ума и точность решений. Иначе можно было и в самом деле сойти с ума.
Как сходят с ума психически вполне здоровые люди, Андрей знал. Командир роты спецназа ГРУ, только из другой бригады, занятой в операциях на Северном Кавказе, обнаружил взрывное устройство в расположении своей роты. Оно оказалось настолько хитро устроенным, что капитан, попытавшись его просто вынести из помещения, нечаянно привел в действие механизм запуска порохового замедлителя и, чтобы предотвратить взрыв в казарме, вынужден был просунуть между контактами первый попавшийся под руку и подходящий по размерам предмет – спичку. Однако и спичку он вставлял в самый последний момент, непосредственно перед щелчком замыкания, когда до взрыва оставалось не больше секунды, а взрывное устройство он в это время держал прижатым к груди. Спичку удалось вставить только самым-самым кончиком, да и то под острым углом. Даже не вставить, а защепить угол между контактами. На большее просто времени не хватило. И спичка вот-вот могла вывалиться из пространства между сжимаемыми точками смерти. Самого малого сотрясения могло оказаться достаточным, чтобы она вывалилась и контакты сомкнулись. Казалось, что хватило бы даже громкого голоса.
И капитан отдавал команды голосом, приглушенным до шепота. Приказал всем эвакуироваться из трехэтажного здания. А сам держал взрывное устройство прижатым к груди. И ждал. Но в своем нервном состоянии забыл отдать команду о вызове сапера. Только через полчаса кто-то сообразил, что саперов еще не вызвали. Позвонили, оказалось, что их бригада уехала по вызову и никого под рукой нет. Потом все же нашли сапера в управлении ФСБ. Тот прибыл, долго разбирался со взрывным устройством и, уже обезвредив, еще дольше пытался вытащить его из рук командира роты. Тот сидел с остекленевшим взглядом, смотрел перед собой и прижимал взрывное устройство к груди окаменевшими руками. Капитана отправили в госпиталь. Психиатр сказал, что таких стрессовых нагрузок мозг выдержать не в состоянии. Человек просто сошел с ума, и ни о каком возвращении в строй не может быть и речи.
И если зацикливаться мыслями на волколаках, на оборотнях-людоедах, то можно довести себя до подобного состояния. И потому Андрей старался укрощать свои эмоции и не позволять себе полностью погружаться в переживания. Но возвращаться к ним придется против собственной воли, когда он поднимется на позицию «краповых».
