оказалось, он побежал не в ту сторону...
Отдых устроили там же, где находился лагерь бандитов. Ждали прибытия вертолетов со следственной бригадой следственного комитета при военной прокуратуре России и следственной бригады республиканского следственного комитета. Да еще отдельным вертолетом должны были прилететь сотрудники ФСБ и из Москвы, и из окружных органов, тоже занятых в расследовании. На четвертом вертолете летели медики, чтобы оказать помощь раненым, и охранники, чтобы этих раненых вывезти. За телами убитых обещали прислать позже грузовой вертолет. Подполковник Гризадубов как раз выделял людей, чтобы они присмотрели поблизости площадку для посадки четырех обещанных «шмелей» – или пару площадок, если все четыре не смогут сесть в одном месте, – когда увидел, что Везирхан Дашаев собирает своих людей. По большому счету самому Везирхану следовало бы отправиться в госпиталь. Или уж, если не хочет попадать в госпиталь, ожидая, что из госпиталя его сразу отправят в тюремный лазарет, то хотя бы отлежаться и отоспаться в тишине и покое под присмотром хорошего врача. Рана на его груди была глубокая, наверняка образовались внутренние гематомы и могло развиться загноение. А перевязка, которую сделал ему подполковник Гризадубов, не могла рану залечить и только предохраняла ее.
– Эмир! – позвал подполковник. – Далеко собрался?
– Желательно подальше от твоих гостей.
– Не одобряю такого отношения к своему здоровью, – сказал оказавшийся рядом подполковник Ракитин. – Тебе сейчас в марш отправляться – все равно что вылить себе в каждую ноздрю по ампуле раствора с вирусом...
Около палатки, где хранились контейнеры с ампулами, Александр Всеволодович выставил сдвоенный пост из своих бойцов. И сделал это сразу, как только прибыл в лагерь, потому что среди бандитов было множество раненых, и что они могли попытаться предпринять, этого никто не знал. Раненым оказали посильную помощь, но связывать не стали, только выставили охрану.
– Прилетит медицинский вертолет, – пообещал Алексей Викторович. – Хоть рану тебе «заштопают», иначе будет постоянно открываться.
– У меня где-то, помнится, завалялась хирургическая игла. Сам себе «заштопаю».
– Не понимаю, чего ты боишься? – покачал головой Ракитин. – Ты же с нами...
– Следаки спрашивать не будут, с кем я. Просто наручники нацепят, и – прощай, свобода, на долгие годы, если не навсегда...
– А мы обязаны следакам что-то объяснять? – Алексей Викторович пожал плечами. – Или ты нам не доверяешь и считаешь, что мы тебя задерживаем, чтобы сдать? Так мы бы и без того могли уже наручники на тебя нацепить... Сами, не дожидаясь следаков.
– Гризадубов, не задерживай меня, я пойду, – с укором сказал Везирхан. – Я по натуре интуитивный. Это меня всегда спасало. Если чувствую, что мне следует уйти, я должен уйти...
– Я тебе позвоню, когда мы все здесь закончим. Может, найду тебе врача...
– Врача я сам найду. Ты мне по другому поводу позвони. Я решился...
– Пакистан?
– Да...
Алексей Викторович только плечами еще раз пожал, и протянул на прощание эмиру руку, показывая, что каждый сам волен собственной судьбой распоряжаться, и он больше уговаривать никого не собирается. Правая рука у Везирхана работала хорошо, и Дашаев снова показал, что рукопожатие предпочитает по- настоящему мужское...
До прибытия следственной бригады, проверив состояние лагеря, выставление охраны и месторасположение постов, и проводив джамаат Везирхана за крайний пост, Алексей Викторович, вернувшись, позвал подполковника Ракитина:
– Пойдем, Александр Всеволодович, с «краповым» капитаном побеседуем. Вдвоем это будет авторитетнее выглядеть.
Валтузину, как только его привели в лагерь, в дополнение к рукам еще и ноги связали, хотя он сильно ругался при этом и обещал не бежать. Однако ему не поверили. Наверное, потому, что ругань «крапового» капитана звучала неубедительно – кулак лейтенанта Красникова, видимо, в трех местах сломал капитану челюсть. По крайней мере, на челюсти в трех местах появились синие гематомы величиной с лесной орех. Такие гематомы на челюсти бывают обычно как раз в местах перелома. А при тройном переломе много не поругаешься, как, впрочем, и при одинарном...
Валтузин сидел на земле, прислонившись спиной к большому валуну, и поглядывал на палатку, в которую занесли два его рюкзака. Там же лежали и оставшиеся пачки денег, что в рюкзак не вместились.
– Рассказывай, Юрий Михайлович, как дошел до жизни такой... – сказал Гризадубов, присаживаясь на небольшой камень перед капитаном.
– Или ты всегда таким был? – сурово спросил вдогонку подполковник Ракитин.
– Мне челюсть сломали... – пожаловался капитан. – Ваш лейтенант...
– Всего-то? – усмехнулся Гризадубов. – Вообще-то Красников кулаком и убить может. Считай, тебе сильно повезло, что он только один раз приложился и у тебя голова оказалась такой слабой, что отключился сразу. Если бы не отключился, Красников бы еще добавил. Тогда, если бы жив остался, всю оставшуюся жизнь в дураках бы ходил.
– Везунчик... – поддержал коллегу Александр Всеволодович.
– Младший по званию бьет старшего, это... – начал было Валтузин, но не выдержал и выругался длинной цветастой тирадой.
– Когда младший по званию выражается в присутствии двух старших по званию, это выглядит еще менее красивым, – сделал замечание Ракитин.
– Я вопрос задал... – напомнил Гризадубов. – Когда ты на них работать начал?
– В больнице... Когда с гриппом лежал... – сказал капитан. – Врач, который нас принимал, пришел и предложил сделать укол, после которого я за день на ноги встану. В обмен на услуги, которые мне придется оказать... И сказал, что остальные, которые со мной прибыли, уже умерли. Я согласился...
– И в ФСБ, когда из больницы вышел, не пошел, чтобы рассказать... Предпочел стать честным предателем. Давай, рассказывай, за сколько тебя купили?
– Полтора миллиона обещали. Пятьсот тысяч уже выплатили... Аванс...
– Куда спрятал? Потерял?
– Изъяли при задержании. Хотел домой с оказией отправить, не успел. Часа не хватило...
– Оказывается, наши офицеры так дешево стоят! И за полтора миллиона готовы всех своих товарищей продать. С которыми рядом воевали...
– Им я помочь уже не мог. Хотя я сомневался... А потом мне позвонил полковник Горемыкин и отдавал распоряжения уже приказным порядком. Сказал, что я буду работать одновременно и на своих, и получать оплату с другой стороны. Оплату при этом могу в последующих рапортах не отражать, и налог с нее могу не платить...
– Хорошенькое дельце... С кем еще связь имел?
– Горемыкин дал мне координаты Сайдуллаева. Я с ним предварительно только дважды связывался. Перед тем, как с вами познакомиться, он инструктаж давал, как себя вести. Потом, когда БМП захватывали, Макаров отправился механика-водителя «снимать», я во второй раз позвонил. Предупредил. Сайдуллаев не расстроился. Сказал тогда, что все по плану идет... Потом, в третий раз, когда сюда добирался...
– Ладно. С тобой все ясно. Будешь со следователями говорить. Скоро прилетят... Нам еще нужно с Новицким поговорить.
– Разве он не убит? – спросил капитан. – Я сам видел, как они с Сайдуллаевым упали.
– У Новицкого несложное ранение. На горшок только долго ходить ему будет больно. Вернее, ему пора уже привыкать к новой терминологии. Не на горшок, а на парашу. Тебе, капитан, тоже пора лексикон менять...
– Вот и бригадир... – остановился Гризадубов около лежащего лицом вниз Арсения Михайловича Новицкого. – Заставить его встать или с лежащим разговаривать? Как думаешь, Александр Всеволодович?
– Раны откроются, кто ему будет снова задницу подтирать? Пока еще врачи прилетят... Ты же знаешь,
