Бекмурза, потому что он не мог так существенно раздаться в плечах с утренних часов, когда в последний раз встречался с Гайрбековым. А перед трактором ехал «уазик». Забор двора Бисолатовых и недостаточная высота даже высокого среди других дома старого Саламбека не позволяли видеть всё. А увидеть хотелось, потому что с улицы уже раздавались возбуждённые голоса, и среди них особенно явственно слышался резкий женский голос. Мужчины что-то басили, и невозможно было разобрать, что именно, но женщина явно скандалила. Привлечённый разговором, встал рядом с Берсанакой и полковник Доусон. И тут же в коридоре послышались шаги дедушки Саламбека, который тоже голоса услышал и пожелал посмотреть, что происходит на улице, когда у него в доме люди, которым следует беречься от всего из ряда вон выходящего. Такое старание следовало оправдать, потому что неестественным выглядело бы, наоборот, не появление старика.
– Жди здесь… – распорядился Берсанака, принимая на себя команду в ситуации, когда полковник командовать не мог просто по незнанию объективных реалий. Берсанака, напротив, эти реалии знал хорошо и подозревал, что здесь вполне может скрываться опасность, и не простая опасность, но адресная, именно против них направленная.
– Куда ты? – спросил полковник.
– На чердак… Посмотрю сам…
Он ещё ночью видел лестницу, ведущую на чердак, и, естественно, видел и чердачное окно, когда к дому подходили. Хорошо, что вход на чердак из дома, как всегда делали в старину. В старину не чувствовали тесноты, хотя семьи тогда были больше. Это сейчас экономят место, и на чердак чаще всего приходится забираться с улицы по приставной лестнице.
Берсанака на ходу прихватил на всякий случай автомат и быстро добрался до чердака. Одно чердачное слуховое окно выходило во двор, второе на улицу. Выбирать долго нужды не было. Ко второму окну Берсанака и устремился. Окно, как показывала пыль на подоконнике и на стёклах, не открывалось уже несколько десятилетий. И только для того, чтобы сделать щель и чуть-чуть сдвинуть створку, пришлось приложить немало усилий. А ещё больше усилий пришлось приложить, чтобы сделать всё это бесшумно. Но вот бесшумно открыть створку не удалось. Однако на улице, рядом с людьми, трактор трещал, работал не самый тихий двигатель «уазика», собака из машины лаяла, надрываясь, и ничего со стороны дома дедушки Саламбека слышно не было. Зато Берсанаке стало слышно и видно всё. И он сразу понял ситуацию. Громче всех ругалась и сильно жестикулировала, причём ругалась непонятно на кого, женщина. Гайрбекову не составляло труда сообразить, что это жена Бекмурзы полуторацентнеровая Аминат. Ругалась она на своём родном языке, который не понимал солдат, стоящий перед ней, принимающий ругань на свой счёт и пытающийся оправдаться. Рядом стоял мент – как Берсанака догадался, местный участковый младший лейтенант Идрис Дударков. Догадаться об этом можно было по собаке, которая лаяла из машины. Чуть в стороне стоял и всё слушал, не вступая в обсуждение, дедушка Саламбек. А через минуту к ним присоединился вышедший из дома Сосланбек Бисолатов. Но этот тоже в разговоры не вступал. Только два слова ответил на обращённую к нему очередную гневную речь Аминат.
Берсанаке всё было прекрасно слышно и видно, и он быстро понял ситуацию. Бекмурза, как и опасался Берсанака, всё-таки решил с утра поправить здоровье и слегка выпил. По дороге к ферме здоровье поправлял, видимо, не раз и даже не два. А на ферме провалился через потолок и орал на всю округу. На его крики пришли солдаты, вытащили Бекмурзу, загрузили в кузов и отправили домой. Младший лейтенант Дударков показывал дорогу. Когда всё это было объяснено, солдат открыл борт кузова и вытащил оттуда, как мешок с дерьмом, бедного Бекмурзу, что-то нечленораздельное мычащего. При этом даже Берсанака удивился, как легко, словно ребёнка, нёс солдат взрослого мужчину. Сила в руках была, видимо, громадная. Но передал его тут же на руки Сосланбеку, и тот под весом брата чуть не упал. И упал бы, если бы Аминат крик не прекратила и не ухватила бесчувственного мужа своими сильными руками. Вдвоём с Сосланбеком они и понесли его домой. Дедушка Саламбек шёл рядом и открыл дверь в дом, чтобы они вошли, но сам входить не стал. Солдат тем временем сел в машину к менту, и «уазик» шустро развернулся на неширокой улице и сразу устремился к выезду из села.
Значит, Бекмурза всё-таки подвёл Берсанаку. Не стоило, наверное, связываться с пьяницей, даже с бывшим, хотя Берсанака знавал людей, бросивших пить и превратившихся в надёжных и хороших бойцов. Всё, видимо, зависело от характера человека. Многие и пить могли, и воевать одновременно. Но это те, что не были никогда запойными. Утешало одно – Бисолатов своими действиями, пусть и непреднамеренными, помог выяснить, что федералы всё ещё находятся в районе подземных убежищ и не заметили удаления оттуда Берсанаки и полковника Доусона. Это слегка успокаивало, хотя полностью успокоить тоже не могло, поскольку Берсанака хорошо знал, как опасно бывает успокаиваться и наслаждаться своей ложной неуязвимостью.
Он спустился в дом чуть раньше, чем туда вернулся дедушка Саламбек. И потому не успел рассказать полковнику о случившемся. Рассказ старика Док Доусон тоже не понимал, потому что не потрудился заранее выучить чеченский язык, хотя пора было бы выучить, если во второй раз в Чечню попадает.
– Достанется бедному пьянице… – Берсанака посочувствовал.
– Теперь – месяц домашнего ареста, несмотря на приезд брата. Аминат так сказала… Она Бекмурзу держит строго. Под ключ в чулан, и всё… Он терпит…
– А что солдаты? – спросил Берсанака. – Много их в селе?
– Только машины с охраной остались. Остальные пешим ходом куда-то двинули…
– Ну-ну… – сказал Гайрбеков. – Пусть двигают, и подальше… Если ты, дедушка Саламбек, не возражаешь, мы ещё отдохнём. Мы несколько дней уже не спали. А когда расстанемся с тобой, неизвестно ещё, когда удастся нам выспаться…
– Отдыхайте, – согласился старик. – Сейчас Аминат пойдёт к себе в магазин, я тоже схожу. Дверь я на ключ закрою. Надо купить продуктов…
– Я дам денег, – Берсанака полез во внутренний карман, до которого было не так просто добраться. – Рублей у меня, правда, немного, а доллары могут вызвать подозрение…
Старик поднял перед собой раскрытые ладони, словно отталкивался.
– Не обижай старика… Вы – мои гости. Негоже гостям угощать хозяина. Я ещё получаю пенсию – и смогу вас прокормить…
– Спасибо, дедушка Саламбек…
– Что там случилось? – спросил полковник Доусон, и его тон явно показывал недовольство собственным положением. Вокруг него могли вестись абсолютно разные разговоры, могли вестись разговоры о нём и даже разговоры, угрожающие ему, а он ничего не понимал. Когда жив был Гойтемир, было проще, потому что Берсанака с Гойтемиром при Доке разговаривали даже между собой по- английски. И это выглядело безопасным, хотя наедине чеченцы могли свободно договориться о своих действиях на любом из знакомых им языков.
– Бекмурза… Как я и предполагал…
– Пьян!
– Сорвался… По случаю приезда брата и особой психологической напряжённости…
– Может сболтнуть лишнее.
– Не успеет!
– Уже? – полковник удивился.
– Не то, что ты думаешь.
– А что?
– Руки его жены не видел?
– Не видел.
– Из таких рук не вырвешься. У неё один кулак, как два моих… Бекмурзе можно только посочувствовать. Одним синяком он не отделается. Думаю, и Сосланбеку достанется…
Полковник как раз в это время у окна стоял.
– Вон она выходит… Вид, кажется, довольный. Отвела, похоже, душу… Бедные мужики!..
– Ей пора в магазин. Без неё торговля встанет. Дедушка Саламбек тоже собирается за продуктами.
– Это хорошо. Ты сможешь навестить братьев, – строго сказал, как приказал, полковник Доусон. Он умел придавать своему голосу такие нотки, что подчинённые воспринимали сказанное исключительно
