– Да, – ответил Яровой, нисколько не раздумывая. – Надежный и верный человек.
«Хотя, – мелькнула мысль, – абсолютно верных, по-видимому, не бывает. Человек служит, пока ему это выгодно, и всегда может принять сторону сильнейшего или того, кто больше заплатит. Того, кто приголубит, поставит на более высокую ступеньку. Потому что люди в большинстве своем – предатели. Это заложено едва ли не в каждом еще со времен Адама и Евы, изменившей мужу, и с той поры этот первородный грех тлеет в людских душах – кто может его побороть, а кто и нет».
Есть субъекты, даже наслаждающиеся своим предательством. Яровой невольно вспомнил известного поэта, которого вознес и посадил на верхушку власти первый в стране человек – называл его даже своим другом. И как тот поэт, вместо того, чтобы с доставшимся ему божьим даром воспевать благородство, доброту и верность, повернувшись на все сто восемьдесят градусов, облил грязью своего высокого покровителя. Да еще и пнул ногой – лежачего.
Воистину неисповедимы пути божьи и человечьи…
И еще подумал Яровой: хотя Афанасию он и доверяет, но глаз спускать с него нельзя. Контроль и еще раз контроль. За каждым шагом Афанасия. Особенно, когда переводятся безналичные суммы во вполне реальные банкноты. Иногда даже не хочешь, а рука задрожит и невольно перепутает чужой карман со своим. Ведь человек подвластен искушениям, даже Афанасий, которого вытянул из грязи в князи…
И снова в воображении Ярового мелькнуло лицо поэта: круглая лоснящаяся физиономия с монгольскими глазками, физиономия скопца, такой, наверно, и должен носить измену в сердце.
Яровой и без Винника знал, что в «Канзасе» следует опереться на верного человека. Еще работая в обкоме, встретился с таким: Афанасий Игоревич Сушинский был заместителем управляющего областным банком, у него была репутация человека честного и бескомпромиссного, но споткнулся на девчушке. Девушка была хороша и молода – двадцатилетняя. Афанасий влюбился до безумия, но жена до конца боролась за свои права, писала в обком, добилась приема у самого Ярового, устроила целую баталию, и Сушинскому угрожало как минимум исключение из партии.
Однако Яровой, всегда отличавшийся предусмотрительностью, почувствовал, что именно сулит перестройка, и стал искать людей, на которых в случае необходимости можно опереться – он вызвал Сушинского к себе, побеседовал с глазу на глаз, приголубил, как мог. Афанасию Игоревичу записали банальный выговор и перевели на другую работу, не такую престижную, но денежную.
С той поры Сушинский пребывал у Ярового в резерве – нынче настало время использовать его на полную катушку.
Винник осушил фужер, поколебался и допил всю бутылку. Подумал: это не очень интеллигентно, да черт с ними, интеллигентскими штучками, если тебе нравится и приятно шумит в голове. Он оперся на перила террасы, всматриваясь в луговые дали, вдыхал острый запах зубровки и эти божественные луговые ароматы расслабили его.
Альберт Юрьевич настроился на лирический лад: все преходяще и все кончается, думал. Деньги, власть, почести, золото и брильянты, титулы, должности. Вот я сейчас завидую Яровому…
Почему?
Полмиллиарда бумажек…
Но ведь эти бумажки называются деньгами и делают жизнь приятнее, избавляют от проблем, обеспечивают комфорт и почет. А ты, Альберт Юрьевич, вдохнул луговые ароматы и разрюмсался, вечности тебе захотелось, не было ее и не будет, ни для кого – ни для царя, ни для Президента. И нельзя упускать свой шанс: лови его, взнуздай и держи крепко-накрепко, не выпусти.
Винник представил себе автомобиль, который он приобретает на заработанные сегодня деньги: «Вольво» или «Форд», белый красавец с мощным мотором. Или лучше построить дачу – такую, как у Ярового? Чтобы не отставать от этого пройдохи с куриными мозгами.
Однако куриные не куриные, а он повыше меня, и сегодня командует парадом. Да, еще долго будут всякие Яровые в первых шеренгах: за семьдесят лет социализма позалазили во все щелочки, в семнадцатом победили под лозунгами о равенстве и братстве, а потом, гады, подгребли все под себя, да, собственно, разве и могло произойти иначе?
Человек для того и создан, чтобы грести под себя, и нет исключений ни для кого.
Те же их вожди! Разве Ленин хоть раз в жизни ощутил нужду? Даже в Шушенском?
А Сталин? А Троцкий? Во времена гражданской ездили в персональных салон-вагонах и не отказывали себе ни в чем. Да, ни в чем. Одновременно провозглашая лозунги о равенстве.
Конечно, легче болтать о свободе и братстве в вагоне с диванами и коврами, запивая чашечкой кофе аппетитный бифштекс, чем сидеть в окопах в промокшей шинели.
Винник решил: фигурально выражаясь, промокшая шинель не для него. И черт с ними, «Фордами» или «Вольво». Следует приобрести новый «Мерседес». Это засвидетельствует его новый имидж. Да – имидж. И слово какое: невольно возвеличивает и возвышает.
А Яровой смотрел на Винника и думал: жалкий какой, «одуванчик» поганый, но, слава Богу, голова варит. А впрочем, сколько таких – с головами. Та же вшивая интеллигенция, всегда крутившаяся вокруг него. Так было и так будет вечно: одни кланяются, другие приказывают. Ведь сам Бог установил на земле власть. Царь – божий помазанник. Губернатор или какая-то другая персона поставлены царем. В наших условиях – Президентом. Вон представители Президента в областях и городах преспокойно захватили власть, командуют, как хотят.
Но самая высшая власть – деньги. У кого деньги, тот и командует парадом. Это своего рода заблуждение, что Президент на верхушке пирамиды. В народе говорят: один из его самых больших протеже положил миллионы на шифрованные счета в швейцарских банках. И еще говорят: не мог не поделиться… Приятно все же сознавать, что у тебя миллионы там, за бугром. И не купонов, а зелененьких. Выходит, со временем надо еще раз пригласить сюда «одуванчика» и посоветоваться, как перебросить за бугор деревянные. Народная мудрость глаголет: лучше синица в руках, чем журавль в небе. Потому что сотни миллионов деревянных, которые удастся прибрать к рукам, это – всего лишь синица, а поймать бы журавля!..
Яровой представил себя где-то в Швейцарии или Германии с миллионом на банковском счету. Обычный себе обыватель, каких много. Миллионом там никого не удивишь. Вот если бы иметь миллионов тридцать- сорок, а еще лучше сто! Как у наших пройдох, командовавших лицензиями на нефть и гнавших ее
