организациях как в тылу царской армии во время русско-японской войны, так и среди петербургского студенчества. М. К. Ветошкин оказал неоценимую помощь членам Военного совета, особенно мне, генералу старой армии, коему вверялось руководство войсками на ответственном участке фронта.
Наблюдая результаты политической работы, я, как командующий, воочию видел, каким могучим оружием она является в борьбе за укрепление боеспособности войск, за упрочение воинской дисциплины.
Под влиянием членов Военного совета Ветошкина и Орехова я незаметно для себя включился в политическую работу, почувствовал ее неотъемлемой частью своей деятельности.
Для иллюстрации приведу один из приказов (от 20 сентября 1919 года), написанный в связи с отдельными случаями мародерства в армии. В приказе говорилось:
«Частями нашей армии на реках Северной Двине и Ваге в последние дни одержана блестящая победа над врагами Рабоче-Крестьянской Республики. Так, части на Северной Двине, преследуя противника, прошли больше ста верст, а части на Ваге окончательно очистили эту реку, захватили устье Ваги и теперь, владея Двинским Березняком, подходят уже к Мержегорской.
Революционный Военный Совет 6-й армии горд и счастлив, имея в своих рядах вверенной ему армии таких героев красноармейцев, способных на столь славные подвиги. Нами уже принимаются шаги для должной награды отличившихся полков.
И вдруг мы получаем печальное известие: оказывается, что наблюдаются повторные случаи расхищения красноармейцами имущества у населения занятых нами местностей. Хотя эти случаи и единичны, хотя их и мало, революционный Военный Совет считает, что этому позору должен быть положен конец. Реввоенсовет грозно предупреждает, что он не допустит насилия над мирным населением и что жестоко покарает виновников! Наши победы, наша радость не должны омрачаться грабежом.
Мы обращаемся ко всем сознательным красноармейцам с напоминанием, что наши штыки несут свободу и защиту беднякам. Обижать бедноту есть преступление и измена делу нашего освобождения. Надо помогать беднякам и уничтожать тех, кто при помощи англичан теснил их. Надо братски, с любовью встречать крестьян, бывших под игом англо-франко-американских разбойников. Надо вести себя так, чтобы крестьяне освобожденных местностей видели в Красной Армии тех, кого они ждали, — то есть своих освободителей.
Революционный Военный Совет, объявляя вышеизложенное, приказывает командирам и комиссарам частей беспощадно, вплоть до расстрела на месте преступления, карать тех, кто будет грабить или обижать население занятых нами местностей. Коммунистическим ячейкам предписывается следить за поведением красноармейцев, а всем агитаторам и политработникам разъяснять населению, что если и есть кой-где случаи грабежа, то это дело рук темных личностей, проникших в ряды честных и славных красноармейцев, а посему крестьяне, не боясь, должны обо всех подобных случаях сообщать командирам или комиссарам, дабы эти негодяи понесли должную кару.
Долой негодяев, проникших в ряды красноармейцев!
Да здравствуют славные герои, очищающие Север от белых банд!
Да здравствует братское единение крестьян и Красной Армии!
Командующий армией Генерального штаба
Самойло».
Этот приказ, зачитанный во всех ротах, тронул сознание широких красноармейских масс. На борьбу с позорными для Красной Армии фактами были подняты силы коммунистов и комсомольцев. Мы все в Военном совете армии вскоре с радостью заметили, как поднялась даже у рядовых бойцов ответственность за судьбу своей армии, за ее поведение, за борьбу с сильным врагом.
В результате всей этой работы и создавались крепкие, высокосознательные красноармейские полки, xpaнившие строжайшую дисциплину и революционный порядок, сплоченные вокруг ленинской партии, понимавшие классовую правду гражданина-воина, готовые к решительным и самоотверженным действиям против врага.
Когда Революционный Военный Совет Республики требовал от меня как командарма помощи другим фронтам, где боевая обстановка была более острой, я с готовностью выделял из состава 6-й армии лучшие, надежнейшие части.
Неразрывно с этой деятельностью политического отдела армии шла и работа по разложению армии противника. Тут надо сказать о том, каким было положение интервентов на захваченном ими Севере.
С занятием Архангельска интервентами гражданская власть перешла в руки эсера Чайковского, образовавшего верховное управление Северной областью при поддержке с января 1919 года этого управления белогвардейцами во главе с Миллером в качестве генерал-губернатора области. Фронт их выдвинулся к югу и, как упоминалось, достигал Шенкурска. Мурманский фронт удерживался интервентами с помощью белофиннов. В захваченных районах велась беспощадная расправа с большевиками и вообще с трудовым населением. Остров Мудьюг стал могилой многочисленных борцов за социализм и независимость Родины. С обеих сторон вспыхнула партизанская война.
Трудности Северного фронта осложнились положением на других фронтах.
Предвидя, что с началом навигации 1919 года интервенты предпримут сильное наступление на Котлас по Северной Двине, мы начали уже зимой 1918 года свое продвижение вниз по Ваге с целью задержать здесь дальнейшее распространение противника, а главное укрепиться в районе устья Ваги, чтобы с этой фланговой позиции угрожать флангам интервентов, наступавших по Двине и вдоль железной дороги. Наш фронт перед развитием военных действий шел с реки Онеги к станции Обозерской на железной дороге, от нее на Вагу (к югу от Шенкурска) и далее к Северной Двине.
Уверенность генерала Айронсайда, возглавлявшего с октября войска интервентов, в своей победе над нами была настолько велика, что в Архангельске в специально образованной интервентами комиссии серьезно обсуждался вопрос, как поступить со мной после этой победы. В своих воспоминаниях военный прокурор Северной области Добровольский вот как высказывал в комиссии свое мнение по этому поводу.[91]
«…Члены комиссии никак не могли понять, как можно осудить за принадлежность к «большевизму» лиц, не принадлежащих к Российской Коммунистической партии большевиков. Пришлось терпеливо приступить к долгим объяснениям, что с точки зрения закона приходится иметь дело с двумя преступными сообществами, из которых одно именует себя Российской Коммунистической партией (большевиков), а другое — Советской властью. Ядро второго сообщества составляют Ленин и другие, но, кроме них, в состав его входят не только партийные коммунисты, но и другие лица, сознательно, а не в силу принуждения или из-за куска хлеба примкнувшие к этому сообществу, причем иногда не в силу каких-либо идейных соображений, а просто потому, что они в порядке борьбы поставили ставку на Советскую власть. Деятельность таких лиц в объективном смысле приносит не меньший вред, и в оценке ее судебная власть не исходит из партийной принадлежности, но лишь разрешает вопрос, поскольку данное лицо является сознательным агентом Советской власти. Для иллюстрации своей мысли я просил членов комиссии ответить, чья деятельность является более преступной: какого-нибудь коммуниста или командующего против нас красными войсками генерала Генерального штаба Самойло».
Этим сладким надеждам Миллера — встретиться со мной еще раз после нашего знакомства в Петербурге, в Николаевском кавалерийском училище и в Главном управлении Генерального штаба, — не суждено было сбыться. Победа 6-й армии под Шенкурском произвела отрезвляющее действие и на Айронсайда, и на все британское правительство, и даже на моего другого хорошего знакомого по Петербургу — британского генерала Нокса.
Летом уже начались разговоры об уводе английских войск с нашего Севера. Марушевский даже внес предложение заставить англичан остаться силой оружия!
Сам Миллер, только что в начале июня утвержденный в своей должности указом «верховного правителя России», развил по поводу ухода англичан необычайно обширную корреспонденцию.
Сначала он просил Черчилля вообще оставить английские войска в Архангельске, потом умолял его
