прийти на помощь жертве, но перед ним лежала водная преграда (про то, что она легко преодолима, Георгий Петрович от волнения забыл).

Тем временем злодейство свершилось. — Ну что, добились своего? — заговорила девица, всхлипывая. — Довольны?.. Свиньи! Гады вы ползучие!..

Этого Георгий Петрович вынести не смог.

— Грязные животные! — прогремел он и рванул через речку, отшибая ноги о мелкие камешки.

От костра навстречу ему взметнулись два молодца-допризывника.

Жертву Жмыхов засек лишь боковым зрением: не до того было.

Дубина его оказалась трухлявой: легко, беззвучно, переломилась на круглой башке ближнего насильника, не причинив тому даже малого вреда. Приободренные этой конфузией Жмыхова, молодцы попытались дружно контратаковать его, в свою очередь похватав палки. Но оставался еще порох в пороховницах у выдающегося некогда исполнителя партии Петра Великого в балете «Медный всадник». Схватка была короткой. Одному бандюге Георгий Петрович сломал ключицу. Второго так далеко забросил в кусты, что он лишь минут через пять сумел выкарабкаться оттуда — весь поцарапанный и утыканый иглами какого-то жалящего дикорастущего…

Истина открылась на суде.

Выяснилось, что Георгий Петрович сражался не с преступниками, а с мирными отдыхающими. Молодые люди были хорошо знакомы между собой и не раз уже совершали в таком составе вылазки на природу. Так вот: они культурно отдыхали, никто никого не обижал и уж тем более не насиловал — все у них шло согласно и полюбовно. Но под утро девушка (ее звали Нюра Чехломина) забастовала: сказала, что больше не будет нить вермут, не хочет. Настойчивые же кавалеры пригрозили вылить ей этот вермут за пазуху, конкретно — за купальник. Нюра не испугалась. Расстегнула кофточку, под которой нужная часть купальника вовсе отсутствовала, и сказала: «Лейте, только слаще будут». Тогда они, видя ее бесстрашие, придумали вылить вермут за другую часть купальника. А Нюра вдруг психанула, стала брыкаться и кричать. Ей почему-то не понравилось — за другую часть. Но они все-таки вылили: одни держал, а другой лил. В общем, развлеклись маленько. Подурили. В своей компании. И тут на них, как соловей-разбойник, налетел этот дядька с дрыном. О темпора, о морес!

Именно этим знаменитым восклицанием закончил свою речь на суде адвокат Георгия Петровича, едва не превзошедший красноречием легендарного Плеваку. Адвокат спас Жмыхова от тюрьмы. Но — не от суммы. Дорого обошлось Георгию Петровичу его донкихотство. Уже третий месяц он работает только на лекарство для молодого человека, которому сломал ключицу. Оплачивает ему больничный, процедуры, усиленное питание и так далее. Я сказал — «работает», но должен поправиться: Жмыхов не работает, поскольку он пенсионер, Жмыхов халтурит. Выступает на детских утренниках, на агитплощадках, в домах отдыха. Пластается, в общем. И лезет в долги. Лето еще не кончилось, а Георгий Петрович уже зафрахтовался в Деды Морозы на все зимние каникулы. Дело в том, что молодой человек ради полного выздоровления грозится поехать в санаторий, а это пахнет крупной суммой.

* * *

Ну, а теперь вернемся к началу нашего повествования — к тому, может быть, несколько запальчивому обещанию — заступиться за хулиганов, реабилитировать их. «Что же? — спросят читатели. — Автор, стало быть, оправдывает и одобряет подобные действия?»

Нет, конечно. Не оправдываю и не одобряю. Особенно трудно оправдать Георгия Петровича Жмыхова. При всем уважении его к былой славе. Ну что это такое, в самом деле! — выискался… Еруслан- богатырь. Жмыхову популярно объяснила его ошибку супруга, вернувшаяся с гастролей. «Ты что же, — сказала она, — подумал, будто там девочку с бантиком обижают? Ну, милый мой! Соображать надо, не маленький, слава богу… Это тебе не парк культуры — сюда с бантиками не ходят. Которая сюда идет, она уже знает зачем, для какой надобности».

Да, Жмыхов, безусловно, свалял дурака. Но и другие — тоже, знаете… Мало в этом хорошего, дорогие товарищи, если все мы, пусть даже в ответ на оскорбления, начнем буцкать друг дружку по голове или — того ужаснее — хвататься за огнестрельные приспособления. Страшно даже вообразить, до чего нас такая самодеятельность довести может.

Но, с другой стороны… стоит мне представить себя лично героем аналогичной ситуации (то есть когда меня — человека пожилого, далеко не тяжелоатлета, не самбиста и не каратэиста — травят собакой или угнетают посредством бронированного ботинка, а у меня при этом не то что захудалой берданки, даже продуктовой сумки в руках нет), — очень мне становится тоскливо и неуютно…

ПАДЕНИЕ САЛОПЫЧА

Фамилия его была Куров. Куров Геннадий Салопиевич.

Мы звали его сокращенно Салопыч и по демократической привычке хоккейных болельщиков обращались на «ты». Хотя чувствовалось, что дома, в городе Талды-Кургане, где Куров работал кем-то важным по снабженческой, кажется, части (кем именно — за давностью лет я забыл), все говорили ему только «вы» и величали полным именем.

Салопыч был старше всех в нашей каюте. Или, по крайней мере, выглядел старше. Был он умеренно лыс, носил велюровую шляпу с прямыми полями, длиннополый макинтош, имел утяжеленное кинзу, слегка обрюзгшее лицо и твердые взгляды на жизнь — в чем мы скоро убедились.

Буржуазный город Стокгольм Салопыч не одобрил. Он посмотрел на дворцы и каналы, на табуны рычащих автомобилей, на небоскребы и одетых в смокинги соба чек, на километровые витрины магазинов — и решительно заклеймил все это.

— Фасад загнивающего капитализма, — строго сказал Салопыч.

Он был уверен, что за сверкающим фасадом скрывается где-то неприглядная изнанка, — и не ошибся.

В одном месте, на ступеньках очередного дворца, Салопыч увидел кучку немытых хиппи в рваных джинсах.

— О! — злорадно воскликнул он, уставя на них палец. — Вот они — язвы!

Во время первой же автомобильной экскурсии по городу Салопыч круто оборвал старушку-гида, принявшуюся излагать нам историю королевской династии шведов.

— Расскажите-ка лучше, сколько у вас трудящиеся получают! — задиристо сказал Салопыч.

Капитализм нанес Салопычу коварный удар на четвертый день нашего пребывания в Стокгольме.

Мы вернулись с прогулки на свой теплоход и застали Салопыча одиноко сидящем в каюте. Салопыч даже головы не повернул в нашу сторону. Он сидел и загипнотизированно рассматривал маленькие шерстяные носочки, связанные вместе красивой ленточкой.

— С покупкой тебя, Салопыч! — поздравили мы его.

— Хе-е! — хрипло сказал Салопыч. — С покупкой… Даром получил!

— Как даром?!.

— А так, — пояснил довольный произведенным эффектом Салопыч. — Совсем без денег…

Тут мы увидели на столике две дамские кофточки с не оторванными еще этикетками — и нам все стало ясно. Салопыч, видимо, купил сразу две кофточки в одном магазине, и дальновидный хозяин поощрил его за это бесплатными носочками.

Носки были совсем крохотные, вряд ли они годились даже грудному ребенку, разве что на куклу, — но Салопыч не спускал с них любовного взгляда.

Мы переглянулись.

— Ой, Салопыч, берегись! — поддел Курова Славка. — Завлекающий маневр. Это они тебе наживку кинули.

Салопыч недружелюбно сопнул носом и, повернувшись к нам спиной, упрятал свою премию в чемодан.

С тех пор Салопыч начал отбиваться. Он больше не ходил, в свободное от матчей время, вместе с

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату