раскалывалась прямо. Она, пока бежала домой, не отнимала ладоней от висков.
Дома Дарья Петровна начала срывать со стен ковры, увязывать в простыни дубленки и норковые шубы, упаковывать богемский хрусталь. Выволокла из-под шифоньера плоскую коробку с золотом — кольцами, серьгами, кулонами и прочим. Она свое золото под шифоньером держала, в плоской, бросовой картонке, полагая, что вор, если вдруг заберется, нипочем не станет искать его в таком месте.
Муж застал ее, когда она, надрываясь, снимала с тумбочки двухтысячный японский телевизор.
— Заводи машину! — закричала Дарья Петровна. — Выследили, сволочи!.. Ходил, лягавый, алкашом прикидывался!.. Таблетки, наверное, потом глотал, чтобы не косеть. Л сегодня такую подлянку хотел подкинуть… К маме! Все — к маме!.. Мебель… А черт с ней, с мебелью! Хоть это увезти…
Побледневший муж сразу все понял, чуть не кубарем скатился вниз, к машине. Машина, новенькая «Волга», стояла у них под окнами. Они ее недавно купили и гаражом обзавестись еще не успели.
Муж, забыв в панике про ключ, с ходу нажал ручку дверцы — и тут вдруг (ему показалось — прямо над ухом) кто-то рявкнул:
— Стой, ворюга! Руки вверх!
Муж Дарьи Петровны присел от неожиданности и задрал руки вверх.
Как раз эту сцену я и наблюдал — лично: сдающегося неизвестно кому мужа Дарьи Петровны и саму Дарью Петровну, застрявшую с узлами в дверях подъезда. Я же и объяснил мужу Дарьи Петровны, что скорее всего это проделки пацанов, тимуровцев. У нас в доме действовала подпольная тимуровская команда, и был там одни шкет, Славка Никулин, Никуля, большой специалист в области электроники. А у «Волги» мужа Дарьи Петровны накануне кто-то пытался фару вывинтить. Вот Ннкуля, видать, и присобачил тайком к машине какое-то хитрое устройство: чуть дотронешься до нее, как сразу металлический голос произносит: «Стой, ворюга! Руки вверх!»
Муж Дарьи Петровны, услышав про это, завизжал от ярости и так начал пинать неповинную машину, что она после каждого пинка выкрикивала только: «Стой, ворюга!.. Стой, ворюга!» — а крикнуть «Руки вверх» уже не успевала.
А через пару дней он подкараулил Славку и буквально полуоторвал ему уши. Бедный изобретатель неделю целую сидел в классе, не снимая шапки.
Славкин отец сначала хотел набить мужу Дарьи Петровны морду, но, вовремя остановленный супругой, одумался и просто подал на него в суд.
Муж Дарьи Петровны получил за свое варварство год условно, который и отмантулил впоследствии на «химии».
Вот после суда между женщинами нашего подъезда и шли эти разговоры: мало, дескать, дали паразиту. За Славку даже мало: это ведь надо — так ребенка изувечить! И вообще — мало. Потому что он действительно ворюга. Как и Дашенька его. Вместе тянут, на пару. Ну какой же честный человек руки вверх задерет от подобного окрика?.. И откуда машина? На какие шиши приобретена? И шмотки? И обстановка — которую они перед судом два дня из дому вывозили?..
Начало
Его я услышал, как уже говорил, от случайной попутчицы и самолете.
Оказалась рядом со мной этакая дамочка… блондинка, в общем. Довольно пикантная. И общительная. Я в какой-то момент, не помню уж в связи с чем (кажется, передавая ей разносик с едой), сказал: «Позвольте за вами поухаживать».
Она рассмеялась и вспомнила давний случай: как за ней, тоже вот в самолете, ухаживал… один.
Летела она в Сочи, в санаторий. И сел рядом с ней красавец мужчина, прямо артист Кикабидзе, почти одни к одному. Только глаза шибко… отважные. На выруливании уже, от земли еще не оторвались, начал ухаживать: «Меня зовут Резо, а тебя как?.. Куда летишь?» Узнав, что летит она в Сочи, сразу назначил свидание: «Будем с тобой встречаться. Возле ресторана «Приморский», в девять вечера. По вторникам и четвергам. Сегодня что — вторник? четверг?»
Ну, блондинка наша, чтобы не грубить человеку (да она еще с большим чувством юмора оказалась), взяла его на «пушку»: «А почему это по вторникам и четвергам только? А в остальные дни?.. с другими будешь встречаться? Мы у тебя что — по расписанию?»
Резо этот давай ее уговаривать — всерьез все принял: «Не могу другой день, дорогая. Паверь. Никого больше нет — клянусь мамой! Другой день — дела. Работы много, панимаешь». Она не уступает: нет и нет! Или каждый день, или вовсе никогда. Ишь ты! Так я и поверила, будто никого больше нет. Нашел дурочку.
Тогда он, распалясь, стал выхватывать из карманов замшевого пиджака разные коробочки, в том числе спичечные, открывать их: «Бери что хочешь!» А в коробочках — брошки, перстни, серьги!
Она возьми и поддень его: «Это все тем везешь, которых нет? Клялся-то… А жене родной небось и булавочки не купил?»
Резо страшно оскорбился. Сразу чужой сделался, даже враждебный. «Зачем так говоришь? — высокомерно вскинул бровь. — Жене везу самый дарагой падарк!» Он сунул руку в один из карманов. И замер… с полуоткрытым ртом. Потом медленно вынул растопыренную пятерню — пустую: — Г-де?!.. Здесь клал!.. Барканер — враг природы нарисованный. Вай! — и прыгнул из кресла, как барс: — Ас-станави самалет!.. Ас-станави! Генацвале! Ум-моляю! Ас-станави самалет!»
Кое-как две стюардессы, девицы баскетбольного роста, и выскочивший на подмогу штурман скрутили его, затолкали на место.
Он потом сидел, горестно раскачиваясь взад-вперед, а маленько отмякнув, признался, что в коробочке с нарисованным браконьером лежало кольцо с бриллиантами («три тысячи платил… маленько больше»).
Вот что случилось с Резо (он это сам вычислил вслух при попутчице).
Перед отлетом, то есть перед отъездом в аэропорт, он зашел в кафетерий — выпить чашку кофе. Барменша («У-у, каркадил!»), между прочим, предложила ему: «Может, коньячка сто граммов хотите?» Резо посмотрел на этикетку бутылки, презрительно сказал: «Эта коньяк называешь? Эта коньяк — стаканы поласкать», — чем, наверное, жутко обидел барменшу. Однако сразу она виду не подала. Резо допил кофе, вынул сигарету и стал чиркать зажигалкой, но безуспешно — газ в ней, что ли, кончился? Он достал из кармана спички. И тогда барменша, вдоволь насладившись его манипуляциями, сказала:
— Погляди назад.
— Зачем мне глядеть назад? — спросил Резо. — Ты стоишь вперед — ты гляди.
— Погляди назад! — повысила голос барменша. — Видишь, что написано? «У нас не курят».
— А ха-ха! — раскинул руки Резо. — У них, панимаешь, не курят. А у нас курят.
— А у нас не ку-рят! — отрубила барменша и сшибла его спички за прилавок, в общую коробку.
— Падавись… копейкой, — сказал Резо.
— Нна! — барменша звонко хлестнула о прилавок копейкой, припечатала ее. — А курить ты здесь не будешь!
— Падавись этой тоже! — брезгливо скривился Резо и вышел вон с гордо поднятой головой…
Эпилог
Как пережил свою утрату незнакомый мне Резо, не знаю. Думаю, однако, что с протянутой рукой по миру не пошел. На чем-нибудь да утешился.
Вася Припухлов в данный момент, взяв отпуск без содержания, монтирует электрооборудование на животноводческом комплексе колхоза «Рассвет».
Объявления в газете продолжают публиковать. К «Москвичу-412» прибавился «Москвич-2140 люкс» (расчетный чек требуется на 8 200 р.).
Муж Дарьи Петровны, после отработки на «химии», продал «Волгу» и купил «мерседес». Два «мерседеса» в нашем городе: одни — у директора кладбища, второй — у мужа Дарьи Петровны.
Сама Дарья Петровна работает на прежнем месте, и хотя недоливать ей теперь нечего — в связи с решительным курсом на искоренение, — уходить вроде не собирается. Единственно — спички она ни под каким видом не принимает, когда ей завозят их с базы. А посетителям, интересующимся наличием спичек, таким голосом отвечает: «Не держжим!» — что они шарахаются от нее, как от огнедышащего дракона.
