приуныть. Короче, если пресса точно нас информирует, а не уводит с какой-то целью в сторону, то почему тогда подобные Хронюки здоровеют и никакая зараза их не берет?
Ответьте.
Может, поручите тому же доктору медицинских наук дать разъяснительную статью?
Только, если можно, пусть он мою фамилию не называет… Все же этот Хронюк очень уж здоровый мужчина…
По новому методу
— Так что вас интересует? — весело спросил прораб. Я развернул блокнот.
— Расскажите о новом методе работы. Мне в управлении рекомендовали именно ваш участок как показательный.
— Ну, может, не такой уж показательный, — сделавшись строже, сказал прораб, — а в общем, правильно рекомендовали. Мы это дело одними из первых начали, уже четыре месяца как перешли. Да… С чего же начать? Вы, собственно, с новым графиком в принципе знакомы?
— Очень приблизительно, — соврал я. — Но вы мне рассказывайте так, будто я совсем ничего не понимаю. На картошке, как говорится.
— На картошке, значит? — переспросил прораб, озабоченно сдвигая на глаза кепку. — Боюсь, на картошке далеко не уедешь. Тут такое пюре — ахнешь! Кибернетика.
Он вытащил из стола сложенную вчетверо бумагу, развернул и, сделав губы трубочкой, прежде сам углубился в ее изучение.
В этот момент скрипнула дверь и в прорабскую вошел человек, одетый в брезентовую робу.
— Тебе чего, Кокин? — спросил прораб, глянув на него исподлобья.
— Кувалду, — мрачно ответил человек.
— Иди, Кокин, работай, — посоветовал ему прораб, больше не поднимая глаз. — Не бузи. Какую тебе еще кувалду?
— Какую, какую, — обиженно сказал Кокин, — Обыкновенную какую… Что мне — задницей клинья забивать?
— А ну-ка, не груби здесь! — одернул его прораб. — Постеснялся бы при постороннем человеке. Спроси у бригадира — он тебе даст.
— Бригадир бюллетенит, я за него, — сообщил Кокин.
— Ну, так спроси у кого другого! — рассердился прораб. — Не видишь — я занят!
Человек потоптался, похлопал негнувшимися рукавицами и вышел.
— Так, — прораб разгладил ладонью бумагу. — Между прочим, любопытная история у этой штуки, не знаю, слушали — нет. Оказывается, наше изобретение. Какой-то математик, забыл фамилию, этот график сосчитал. Еще до войны. А применили первыми американцы…
— Наши, выходит, прошляпили? — спросил я.
— Ну да, — кивнул прораб. — Недооценили. Зато теперь повсеместно внедряем и уже имеем наглядные результаты. Тут главное в чем…
Дверь опять скрипнула и в прорабскую просунулся давешний человек.
— Нет нигде, — заявил он.
— Кого нет? — встрепенулся прораб.
— Кого-кого… Кувалды.
— Здравствуйте! — раскланялся прораб. — Сейчас все брошу — побегу вам кувалду искать! Может, еще товарища корреспондента пригласим? Как, товарищ корреспондент, поможете нашим ударникам?
Я вежливо улыбнулся.
— Главное в чем, — продолжал прораб. — Главное, тут все как на ладони. Какое где узкое место возникает — заранее видно. Скажем, в конце первого квартала — глядим, Ага! Вот оно! Во втором квартале угрожает опасность заторможения сантехнических работ. Стоп! Принимаем меры.
— Насчет кувалды я, — подал голос от дверей Кокин. — Как же будет? Или никак не будет?
— Тьфу! — несдержанно сказал прораб. — Ну сколько можно говорить!..
— Мне-то что, — буркнул Кокин, постучал рукавицами и ушел.
…Часа через полтора, досконально разобрав прогрессивный график, мы с прорабом вышли на улицу. Возле недавно отрытого котлована сидели на железобетонных блоках рабочие.
— Курим, значит, — ехидно заметил прораб.
— Курим, а что ж, — сказал Кокин.
— Двенадцатый час, а мы, значит, все курим! — наступательно повторил прораб.
— Кувалды-то нет, — ответил кто-то.
— Куда же вы ее засунули? — заволновался прораб, позабыв обо мне.
— Под доски вроде.
— Под какие доски?
— Под тридцатипятку, — сказал белобрысый парень.
— Ты, что ли, совал, Генка?
— Не, — мотнул головой Генка. — Иван Иванович.
— Вот работнички, ёшь твою клёшь! — тонко закричал оскорбленный Иван Иванович. — теперь, выходит, Иван Иванович им виноват! Я вот те суну промеж глаз, чтоб лучше видел!..
— До свидания, — тихо сказал я прорабу.
Я торопился. Мне надо было успеть сдать в номер репортаж о работе по новому прогрессивному методу.
Такой утюг
Новый утюг был великолепен. Он походил на броненосец дореволюционной постройки, весь сверкал и переливался. Продавщица хотела завернуть утюг, но я сказал:
— Не надо. Так донесу.
Честное слово, приятно было пройтись с таким утюжком по улице. Недаром я его четыре дня караулил. Еще в понедельник в газете появилась заметка о том, что местный завод тяжелого машиностроения, наряду с прессами и карусельными станками, освоил также выпуск утюгов прогрессивной конструкции — с парообразователями и рядом других нужных приспособлений. Приспособления и усовершенствования в газете очень одобряли, а сама заметка называлась: «Такой утюг понравится каждому».
Вот я его и подкараулил.
Утюг, и правда, нравился каждому. Пока я шел от магазина, меня, однако, человек двенадцать остановили. Все интересовались, где достал, да почем, да что он еще, кроме глажения, может выполнять, да нельзя ли потрогать.
И так далее…
Дома утюг тоже произвел фурор. Жена тут же сбегала за двумя подружками, и они принялись ахать вокруг обновки, трещать наперебой и крутить колесико, ставя его то на шерсть, то на лен. Ну и, конечно, докрутились! Что-то у него внутри трыкнуло — и утюг перестал нагреваться.
Я взял молоток, сахарные шипцы и приступил к ремонту.
— Может, лучше в мастерскую? — спросила жена.
— Еще чего! — сказал я. — Не носил я туда утюги. Что это тебе — холодильник?
Я развинтил утюг, сложил детали отдельными кучками, чтобы не перепутать потом которые куда привинчивать, соединил перегоревшую спираль и приступил к сборке. Два болта толщиной в палец почему- то никуда не лезли. Два болта, соответственно четыре гайки к ним и восемь шайбочек. Кроме того, осталась
