месяца их численность сокращалась невиданными доселе темпами. А ведь летние месяцы, по сравнению с другими временами года, в 1918-м и 1919 годах были самыми что ни на есть дезертирскими'. Тот феномен, что в мае – августе 1920 года в ряды Красной армии влилось не менее 105 тысяч 'прозревших' военнообязанных губернии, объясняется главным образом произошедшим в среде тамбовских дезертиров мощным взрывом патриотизма, вызванного нападением на страну белопанской Польши.
Были, конечно, и другие причины, способствовавшие сокращению четвертьмиллионной 'армии' тамбовских дезертиров. Постоянно проводившаяся в губернии организованная борьба с Дезертирством в августе 1920 года, то есть в самый канун восстания, достигла своей наивысшей точки. Разнообразные меры убеждения эффективно подкреплялись еще более разнообразными мерами принуждения.* В августе в селах губернии действовало 12 (по одному в каждом уезде) отрядов по борьбе с дезертирством общей численностью до тысячи человек. Только за этот месяц было поймано 554 и добровольно явилось 50 957 дезертиров.
И все же к началу восстания в губернии оставалось еще около 110 тысяч дезертиров. Причем 60 тысяч из них скрывались как раз в трех будущих мятежных уездах – Тамбовском, Кирсановском и Борисоглебском. Именно эти дезертиры и составили позднее основной костяк антоновских полков.
Было в Тамбовской губернии и еще одно 'бедствие', послужившее серьезным поводом к восстанию. Это – так называемое совхозно-колхозное движение.
20 июля 1921 года бывший председатель Тамбовского губисполкома В. А. Антонов-Овсеенко, вновь назначенный в марте этого года губернским 'начальником' /председателем 'Полномочной комиссия ВЦИК по борьбе с бандитизмом в Тамбовской губернии'/, писал в своем докладе-отчете В. И. Ленину и ЦК РКП/б/:
'…Революция внесла значительные изменения в положение тамбовского крестьянства. …Из бывшей помещичьей земли до 72000 десятин отошли под совхозы, которых к 1920 г. налажено до 150, но ни один не поставлен сколько-нибудь сносно – все идут в убыток, все пользуются крестьянским трудом /с исполу/… И отношение к совхозам /через них и к Советской власти/ почти повсеместно у крестьян враждебное.
Были и такие меры 'убеждения и принуждения'. Один борисоглебский чекист, направленный для негласной разведки ситуации в уезде, докладывал своему начальнику 30 апреля 1920 года: '28 апреля с. г. к 1-му часу дня я прибыл в Туголуковскую волость, где и приступил к своим обязанностям… В это время в Туголуковской волости находился отряд по борьбе с дезертирством, под руководством Василия Михайловича Плещеева, который действовал, согласно заявлений граждан Туголуковской волости, незаконно и преступно. Во время обысков этим отрядом забирались вещи (а ведь искали-то дезертиров! – В. С), не составлялось никаких протоколов и не давалось никаких расписок на отобранное имущество… Граждане избивались плетками красноармейцами этого отряда; кроме всего этого, над женщинами безобразничали, по заявлению одной женщины, которая была изнасилована. Все конфискованные и отобранные лошади, вместо того, чтобы использовать их для обработки и обсеменения полей, на лошадях этих только что раскатываются галопом красноармейцы этого отряда и загоняют лошадей. В общем масштабе Туголуковской волости население, граждане так напуганы этим отрядом, что жители боятся входить в разговор с незнакомым человеком. Из слов граждан, местная власть для принятия мер была бессильна'.
Столь же враждебное отношение встречают в большинстве случаев и усердно насаждавшиеся до последнего времени колхозы: по коллективизации Тамб. губ. идет впереди других'.
А вот представитель Тамбовской организации правых эсеров так докладывал весной 1920 года в ЦК своей партии о состоянии совхозов в губернии:
'…Уже сельскохозяйственная кампания 1918 г. окончилась в совхозах весьма плачевно, в объяснение чего власти сослались на новизну и неналаженность дела, недостаточность финансовой, агрономической и инструкторской помощи. Но вот окончился еще один сезон – 1919 г., и на состоявшемся в феврале 1920 г. губернском съезде 'работников земли' были подведены первые официальные итоги хозяйничанья совхозов. По заявлению председателя съезда гр. Смоленского /Якова Львовича, бывшего в 1919 – 1921 гг. председателем Тамбовского уездного комитета РКП/б/. – B.C./, совхозы Тамбовской губернии не только не оправдали в 1919 г. возлагавшихся на них надежд, но уже сейчас сами предъявили к губпродкому требование на доставку им продовольственных и семенных хлебов общей сложностью в размере 2 милл. пудов. 'Советские хозяйства потерпели крах', – откровенно сознавался на съезде первый же докладчик по 'текущему моменту', член губернского комитета РКП Немцов, – 'пролетарско-крестьянское хозяйничание в совхозах оказалось безобразным, хлеб или остался неубранный, под снегом, или, убранный, сгнил'.
Действительно, как выяснилось из докладов с мест, совхозы совершенно не в состоянии оказались справиться с захваченною землею.
…Урожай в совхозах Тамбовской губернии гораздо ниже /по некоторым сельхозкультурам в 20 и более раз. – В. С/ урожая на крестьянских полях.
…Уход за скотом настолько небрежен, что в некоторых совхозах, по заявлению на съезде агронома Золотарева /коммуниста/, 'по нескольку дней скотину оставляли некормленной'. 'В Знаменском совхозе /Тамбовский уезд/, – рассказывал на съезде гр. Золотарев, – лошадей так хорошо кормили, что с голодухи они изгрызли все, что было в конюшне деревянного. …Скот у нас такой, – жаловался Золотарев, – что его нужно будет подтягивать из стойла, чтобы вывести на лужок'.
…Нарисованную агрономом Золотаревым картину дополнил новыми штрихами заведующий губземотделом агроном Франц. «Когда вы входите в конюшню,- говорил он, вы не
знаете, лошадь это или поросята, так они облезли. '
Такая же бесхозяйственность царила накануне восстания практически во всех 87 совхозах Тамбовской губернии. А ведь эти совхозы были организованы на месте крупных помещичьих имений; некоторые из последних до революции считались не только процветающими, но и образцово-показательными. И все же приезжавшие из города коммунисты-агитаторы, толком не видевшие до этого в глаза деревню, упрямо вдалбливали в головы тамбовских крестьян, что будущее сельского хозяйства губернии именно за совхозами и колхозами /дело в последних обстояло еще хуже, чем в совхозах/.
Теперь перейдем к рассмотрению вопроса, чрезвычайно важного для правильного понимания того, что же произошло на Тамбовщине в конце лета 1920 года. Это вопрос об объемах госразверстки по хлебу на урожай двадцатого года.
Как известно, эта разверстка была определена для Тамбовской губернии в 11,5 миллионов пудов. Много это было или не очень? Много, если сравнить с объемом разверстки для других губерний Центрального Черноземья: Воронежской – 6,25; Курской – 6,3 и Орловской – 5,5 млн. пудов хлеба. И не очень – если учесть, что из урожая 1918 года Тамбовская губерния сдала государству почти 9 млн. пудов хлеба, а из урожая 1919 года – даже 12,3 млн. пудов.
Естественно возникает вопрос: почему же тогда в 1920 году Наркомпрод дал Тамбовщине разверстку всего в 11,5 млн. пудов? А потому, совершенно справедливо отвечают некоторые наши историки, что в этом году почти вся юго-восточная половина губернии была поражена сильнейшей засухой.
Закономерен и второй вопрос: а под силу ли было тамбовскому крестьянину 'вытянуть' эти самые 11,5 млн. пудов, и что по этому поводу пишут историки? А ничего не пишут. Очевидно, такой 'крамольный' вопрос у них просто не возникал. В лучшем случае, отметив мимоходом, что наложенная разверстка была все-таки тяжелой или даже 'чрезвычайно обременительной', они тут же спешили перейти к рассмотрению других причин возникновения антоновщины. Эти причины виделись им, главным образом, в изжившей себя и до невозможности надоевшей тамбовскому мужику политике 'военного коммунизма', в исключительной зловредности и агрессивности здешнего кулачества, а также в злодейском подстрекательстве хорошо организованных и многочисленных проэсеровских комитетов 'Союза трудового крестьянства'.
Все это, конечно, правильно и верно. Но ведь из этого нельзя понять, почему все-таки население одной части Тамбовщины оказалось вдруг таким 'несознательным', что пошло за эсерами, СТК и Антоновым, а население другой – нет. Чтобы ответить на этот вопрос, надо вновь вернуться к анализу объема хлебной разверстки 1920 года.
По подсчетам губпродкома, потребности в хлебе самой Тамбовской губернии равнялись 64 млн. пудов, в то время как, исходя из видов на урожай в начале августа, предполагалось, что валовой сбор хлеба в губернии составит всего 62 млн. пудов. Тем не менее, тамбовские власти решили потуже затянуть пояс на крестьянстве губернии, но всю госразверстку выполнить.
Губпродком моментально 'разбросал' 11,5 млн. пудов разверстки по всем 12 уездам. Однако сделал это
