текущий момент остается только гадать, каким образом в гостиницу проникли неизвестные люди с оружием, невзирая на предпринятые меры безопасности. Неизвестно, что именно послужило причиной пожара, — председатель оперативного штаба Иван Чумаков сообщил журналистам о двух взрывах, которые произошли практически одновременно — на четвертом и двадцать девятом этажах гостиницы. Было ли это вызвано действиями вооруженных террористов или чем — то другим, еще только предстоит выяснить следствию. Напомним коротко, как развивались события в гостинице…
— Ну где же ты, где? — Сергей-один на кнопки давит без разбора. — Ну, покажись… прошу тебя, гад, покажись… Ну, давай вспоминай, вспоминай. — И лоб себе трет, голову стискивает как будто для точности припоминания. — Значит так, объявили тебя… И к трибуне ты сразу… Ты, ты… Так, а это еще кто?
Мудила с длинным микрофоном и наушником переминается и головой подергивает, как застоявшийся конь.
— Да, Татьяна, — встряхнувшись, отвечает. — Мы находимся здесь, у главного входа в гостиницу, и видно, что спасательные работы продолжаются. Часть людей была эвакуирована с помощью пожарных лестниц, но надо сказать, что ни одна из них не достает до девятого этажа. Конечно, мы должны отдать должное спасателям за их самоотверженность и высочайшую оперативность, но, несмотря на все усилия специалистов, пламя в отеле бушевало целых пять часов. Очень много жертв было обнаружено в коридорах отеля — по всей видимости, огонь и удушливый дым настигли их в тот момент, когда они бежали к выходам на лестницы. Татьяна?
— Спасибо, Михаил. А сейчас мы сообщаем зрителям, что уже работают номера горячей телефонной линии, которые вы видите внизу своих экранов. Любой желающий может позвонить по этим номерам и получить всю имеющуюся на текущий момент информацию относительно местонахождения и состояния пострадавших, чьи личности установлены. Мы будем держать вас в курсе событий.
— Куда ж ты спрятался, родной? — бормочет Сергей. — Куда ты спрятался? Абрис мне, хотя бы абрис. Ни живых, ни мертвых, да? Да живой, живой. Сейчас мы — очную ставку. И чистосердечное, да.
А в это время в сауне оставшиеся четверо на закуски, на водку не смотрят уже. Будто полный круг мужчины описали, вернувшись к холодной и почти невыносимой трезвости, беспощадную, предельную ясность видения обретя.
— Серый этот, мне сдается, — говорит Андрей, — он какой-то не такой. Да не этот Серый, — на сомнамбулу показал, — тот. С мыслишкой тайной. Как будто сторожит нас всех. Того и гляди в горло вцепится.
— Зачем? Мы что ему?
— А больной на всю голову. Псих. Этот город полон психов, каждый третий точно псих… Ты давай-ка, на твою физическую мощь рассчитываю… в случае чего. Одному мне с ним не справиться. «Да чего не гони»? Ты его биографию знаешь? Прошлую жизнь? Ну вот то-то и оно. Я вот думаю — взгляд, повадки, да еще наколочка его вот эта, успел разглядеть? Не в тату-салоне делана. Мож, с Чечни вернулся — шарики за ролики. Вроде с виду обычный, нормальный, любящий сын, заботливый муж. У начальства на хорошем счету или даже вон фирму по продаже лампочек имеет. А что там у него в черепушке, не известно никому. Ну вот он видит, что, к примеру, фуру разгружают, обычную такую фуру на обычной улице, и все, сгорел в башке предохранитель — чехи, взрывчатка, умысел на теракт. Ну или вот ты заявляешься с камерой… к тому же ты нерусский, извини… а он тебя мордой в асфальт и насмерть при попытке к бегству. Полно примеров. А тут такое… двести трупов… тем более должно больного человека переклинить.
— Да нет, ну кто угодно — не Серега. Он даже там, в гостинице, единственный, кто головы не потерял. Да если бы не он, я вообще не знаю, где бы мы сейчас были.
— Да так-то оно так. Вот только сдается мне…
Но не успел договорить: откуда ни возьмись, девицы с визгом в сауну врываются — наяды, нимфы, блин, купальщицы нагие, не тронутый покамест увяданием первоцвет, все школьницы почти. И с воплем, трудным стоном сладострастия на обомлевших мужиков кидаются, с разбега на колени прыгают, на шее виснут, под нос суют свои отважно скачущие груди, зубами в мочку, в раковину проворным язычком вцепляются и проникают, мурлыча тигрицей, которой вернули детеныша. Насилу отбиться выходит от этих елозящих рук.
— Стоп, стоп! Откуда, я не понял! Что за сюрприз такой?
— Гуманитарная помощь! Икс-икс-эль-вариант!
— Вас кто? Вас кто сюда? Вы ничего не перепутали?
— Расслабьтесь, мальчики! За все заплачено.
— Ты что такой зажатый? Не бойся, маленький, — никто тебя здесь не обидит.
Сомнамбула тут вдруг встает и за собой наяду увлекает, за талию ее привычно, властно приобняв. В бассейн они упали вместе, разом, и брачные игры амфибий в бассейне пошли: красотка визжит, по голубой воде ногами лупит что есть силы, а лунатик ее по-всякому лапает — и в грудь вопьется, и к срамным губам приникнет, и разве только ей не овладеет прямо там, в воде.
— Вот тебе и лунатик! Первым проснулся! Воспользовался случаем! А что ж — если даром, бери!
— Да ну — вообще-то свинство.
— Да почему же свинство? Смотри, как им там хорошо.
Заплыв предприняли и вылезли на том краю бассейна: тягучая вода стекает по слегка прогнутой, будто под седлом, спине, по круглому задку и крепким ножкам на все готовой, ладной, исполнительной девчонки. В отдельную кабинку он ее ведет и там, в парилке, за матовой стеклянной дверью, с ней уединяется. На полку сел, она тотчас же к делу приступает, губами шарит по его груди, спускаясь вниз; оторвалась, в глаза ему впилась с гримасой свирепой ненасытности, привычно мимикой одно из удовольствий обещая; в зубах уже откуда-то резинка — высший пилотаж, герметизация без рук.
— Хорош, — он шикнул на нее и, видя, что не слышит, за волосы болезненно рванул, — помедленнее, кони.
— Ты че, не готов еще? — Девчонка зыркнула обиженно и с затаенным сожалением, с каким вот на таких, «не заводящихся с полуоборота», смотрят.
— Кто заплатил за вас? Кто вызвал?
— Ну а тебе не все равно? Не знаю — заплатили, привезли.
— Не знаешь, с кем спишь, животное? — сомнамбула криво, гадливо оскалился.
— Ой-ой, а ты как будто знал всю жизнь!
— Исчезни тихо.
— Не можешь, импотент, — так и скажи! — огрызается зло.
— Уйди отсюда.
Один остался, ждет. Будто знает, что гость сейчас будет. И точно дверь раскрылась, Сергей-один к нему в кабинку входит.
— Ну что, осечка, тезка? — склабится похабно. — Не о том сейчас, да? Не о том сейчас впору? А, Гриш?
Совсем не изумился, ни единым мускулом не дрогнул Сергей-второй, он же Гриша разоблаченный.
— Попутал? — только усмехнулся. — Гриша там вообще — то остался.
— Не тот, не тот Гриша — другой, — Сергей бормочет и в тезку своего фальшивого вперяется серо- стальными — выпуклыми от изнутри давящей ярости — глазами. Так торит путь валун, незряче прошибая все преграды — передний, самый крупный в камнепаде. Так давит по весне вода, проламывая толщу многолоктевого дна. Но сносит сомнамбула, печальных глаз собачьих не отводит. — Двести человек! Двести задень! Щелкунчиков, сука, маленьких гениев!
— По-твоему, я виноват? Ты хорошо подумал, дубельт? Ты что ж, всерьез решил, что если бы не Драбкин, то ничего бы не было? Очнись — ты в каком мире живешь? Реальность под собою чувствуешь? Самолеты что ни день падают — это что, Драбкин? Субмарины — Драбкин? Дома престарелых, как факелы, — что, тоже он? Да хер тебе — не Драбкин! А знаешь кто? Отсрочку дай — я расскажу. Прыщавое чмо из «Макдоналдса». За кассой — приходилось наблюдать? Они ж живут по принципу заученности — заученное™ действий, ожиданий и потребностей. Продай десяток лишних гамбургеров, и премия в конце квартала.
Через месяц — велосипед, через год — автомобиль. Автоматические люди. Их сотни тысяч, миллионы.
