Петр Степанович, обеспечивай охрану вагонов до утра и особо надо аккуратненько соблюсти передвижение ссыльных до пристани и погрузку их на баржи. Все должно пройти без всяких неожиданностей. По Северной Двине с баржей пойдет комендант поезда Силин, по Вычегде твой заместитель Лавров. Так что какое-то время побудешь без зама. А теперь давай хлебнем чайку и я займусь бумагами.
Чай пили молча. Каждый думал о своем. Молчание нарушил стук, и в дверь просунулась голова дежурного по станции:
— Простите, я не помешал?
— Помешал — отрывисто бросил Сочнев — Чего тебе?
— Я только бланки маршрутных листов хотел взять.
— Валяй, бери — разрешил Сочнев.
Дежурный боком скользнул к столу, суетливо задвигал ящиками стола, взял какие-то бумаги и так же боком удалился.
Земцов со стуком отставил от себя пустую кружку и встал:
— Пойду проверю охрану.
— Давай прогуляйся — согласился Сочнев.
Земцов сдернул со стула шинель, одел ее на себя, поправил фуражку, открыл дверь и шагнул в холодный, сырой перрон.
Вагоны со ссыльными находились на третьем пути. Около них угадывались фигуры солдат, милиционеров и особмильцев — комсомольцев привлеченных в помощь милиции из города и ближайших населенных пунктов. Земцов пробежался взглядом по эшелону и, подбежав к начальнику, доложил:
— Все в порядке. Петр Степанович, охрана состава обеспечена.
— Как в вагонах?
— Нормально. Шума большого нет. Кто спит, где печи топят, разговаривают.
— Нормально, говоришь? — переспросил Земцов — Ну, давай пройдемся, посмотрим.
Земцов кивнул головой Гуляеву и они пошли вдоль вагонов.
В одном из вагонов состава у печки-буржуйки сидело двое мужчин. В вагоне было душно. По левую и правую стороны от дверей находились двухъярусные нары, свет от фонаря «летучая мышь» слабо освещал лежащие на них тела людей. Слышался храп, стоны, натуженный кашель.
Один из сидящих у печки мужчин взял полено и открыл дверцу буржуйки. Пламя осветило его лицо. Это был человек в годах, лет пятидесяти. Седые, небольшие усы не старили его лицо. За очками, в тонкой металлической оправе, прятались ясные, голубые, с добрым прищуром глаза. Одет мужчина в телогрейку, брюки заправлены в кирзовые сапоги. Он некоторое время задумчиво всматривался в пламя печи, затем аккуратно сунул полено в пляшущие языки пламени, закрыл дверцу печи и обратился к сидевшему рядом второму мужчине: -
— Петрович, давай-ка подогреем кипяточку. Кажется здесь долго простоим. Вон охрана забегала.
— Сейчас изладим, Семен Николаевич — согласился Петрович, ставя чайник на печку. — И когда все это кончится, народ уже совсем измаялся. Почитай две недели в дороге. Баб да детишек жалко. Баньку бы сейчас, да постельку чистую.
— Да, скорей бы уже на место определиться ответил его собеседник.
— Ну-ка тихо — поднял руку Петрович.
Оба замолчали и прислушались. Снаружи вагона слышались мерные металлические звуки.
— Семен Николаевич, кажется осмотрщики вагонов постукивают — сказал Петрович.
Он подошел к двери и наклонился к полу. Металлические звуки от удара молотком по колесам вагонов приближались и вскоре были слышны у самых дверей вагона.
9
Петрович легонько постучал костяшками пальцев по двери и прошептал в давно проковырянную щель между досками:
— Эй, браток.
Металлический стук стих. Чувствовалось, что кто-то стоит снаружи вагона у дверей. После некоторого молчания за стеной тихо ответили:
— Что надо?
— Какая станция? — спросил Петрович и прижал ухо к щели.
— Котлас.
— А где это?
— Это на слиянии рек Северной Двины и Вычегды.
— А дальше куда повезут?
— Все, приехали. Дальше наверно но реке отправят.
Металлический стук возобновился и стал удаляться.
Петрович поднялся с колен, вернулся к печке, присел к Семену Николаевичу и передал услышанное ему:
— Кажется приехали.
— По железной дороге да, а вот далеко ли по реке отправят — задумчиво сказал Семен
Николаевич, пошевеливая кочергой в печке. — Пей, готов кипяток.
Оба занялись скудным чаепитием. обсуждая возможные варианты их дальнейшего следования и завершения пути.
В углу на нижних нарах, кто-то зашевелился, затем встал и подошел к печке. Это была девушка лег двадцати с небольшим. На ней была меховая жилетка и длинная суконная юбка. На голову был накинут большой шерстяной платок. Одежда не могла скрыть ее высокую статную фигуру. Лицо было привлекательным. Особенно выделялись большие голубые глаза.
Девушка скинула платок и вьющиеся, светлые волосы локонами упали ей на плечи:
— Папа, почему не спишь? — обратилась она к мужчине, которого звали Семеном Николаевичем.
— Что-то пс спиться — ответил тот и подвинулся, освобождая дочке место на скамейке:
— Не холодно, Анна?
— Нет, нормально. Хорошо поспала, а вот от кипяточка бы не отказалась.
Чаепитие продолжили уже втроем. Петрович принес несколько сухариков и небольшую глызку сахара:
— Вот еще на пару кружек осталось. Где-то в темноте на нарах послышался приглушенный стон. Анна отставила кружку с кипятком и встала:
— Пойду посмотрю, кажется деду Матвею опять хуже стало.
Она поправила платок и отправилась в сторону нар, где мучился в жару уже давно болевший дед Матвей. Петрович проводил Анну взглядом и обратился к Семену Николаевичу:
— Хорошая у тебя дочка. Семен Николаевич. Душа добрая, да и сама из себя ладная. Жалко свадьба у них с Алексеем сорвалась из-за утих событий. Хорошая была бы пара. Алексей-то с отцом через вагон от нас. Я какой-то день видел его, когда нас за дровами выводили. Дай бог, может на новом месте все устроится и свадьбу сыграют.
— Дай бог — кивнул головой Семен Николаевич и встал — Пойду прилягу, а попозже деда Матвея еще посмотрю, да микстурой его напою.
Он пошел к нарам, вернулся с кожаным саквояжем, порылся в нем при свете лампы, достал какие-то порошки в упаковке и подозвал Анну:
— Дашь это деду Матвею сейчас, а с рассветом я его послушаю. У Натальи сынишка вон тоже расхворался. Сивков кашлем исходит. Болеют люди, а лечить стало нечем. Питание скудное и условия в вагоне такие, что еще несколько дней в такой дороге и уже весь состав можно будет в лазарет отправлять или на погост. Посиди маленько с Петровичем, а я постараюсь соснуть маленько.
Семен Николаевич закрыл саквояж, сделал из кружки глоток остывшего чая и направился на свое место на нары.
Анна проводила отца печальным взглядом, прихватила чайник с кипятком и вернулась к деду Матвею. Петрович еще раз подкинул дров в печку, решил, что тепла в вагоне хватит на пару часов и отправился тоже на нары.
