высекая подковами искры из мостовой на пути к гостинице. Он ворвался в вестибюль, глянул на часы, подумал с удовольствием, что машина, пожалуй, только задержала бы его понапрасну: на все – от первой пуговицы до пинка в гостиничную дверь. – не ушло десяти минут. Портье, конечно, дрыхнет, но сыщик? Почему здесь сыщик, какого ему лешего надо в гостинице посреди ночи? Сидит, наскрипывает карандашиком, лисья сиротка!
Сыщик заспешил навстречу. Треугольный ротик в радостной улыбке, нахально протянутая рука; интересно, пожал ли ее кто-нибудь раз в жизни или нет, сейчас ее черта с два пожмут, Дамло скорее сдохнет, чем опакостится.
– Мое почтение, сержант! Вы уже знаете?..
– Не стесняйтесь, – сказал Дамло, – выкладывайте!
– Она инкогнито, – забубнил сыщик, указывая на потолок. – Прибыла в сопровождении…
– Кража? – перебил Дамло. – Грабеж? Сыщик отшатнулся.
– Господь с вами, сержант!.. Я же говорю: инкогнито, с высокой миссией…
– Ах, черт! – рявкнул Дамло, досадуя на задержку и с отвращением глядя на сыщика. – Портье! Ключ от триста девятнадцатого!
– Господин Дамло! – очнувшийся портье всплеснул руками. – Чем обязаны?
– Разберемся!
'Странно, – думал он, – портье дрыхнет, сыщик мямлит чушь, все спокойно…' – Нет ключа, – сказал портье. – Он выходил.., кажется, ключа не оставлял?., а пришел?..
'Проспал ты, – подумал Дамло. – Набрали лежебок! Где он только таких находит?' Весь персонал муниципальных служб набран был лично г-ном мэром из ведомых ему одному соображений. По мнению Дамло, вся эта шваль вообще ни для какой работы не годилась.
– Я спрошу у горничной, – сказал портье, беря трубку кончиками пальцев, сморщенными, как у старой прачки. – Сию минуту!
Сверху послышался крик, который в уголовной хронике назвали бы душераздирающим.
– Это она! – сказал, бледнея, портье. – Горничная. Припадок, наверное, с ней бывает!
'Уж бывает, – подумал Дамло. – Устроили богадельню для калек и лентяев за счет города! Плати, Дамло, плати горничной, плати этому портье, плати барышне за конторкой – ей надо на маникюр, плати клерку, пусть считает доходы, которых нет, плати директору – у него жалованье-то побольше, чем у тебя! Всем плати, а машину тебе не купят, и званье хотя бы полицейского комиссара или там медалька 'За заслуги' никто не подумает хлопотать. Грейся, славой, не спи ночами, греми сапогами по голой лестнице. Ковер был, прибрали для экономии, где-то лежит, ждет туристов, а тем временем едят его мыши, потому что вот тут было здоровенное сальное пятно, почистить шиш догадались. А может, уже его и сплавили. Директор-то малый не промах, да и за портье, если по карточке, водились когда-то грешки, верно, по другой части, но тем не менее. Не помешает наличие ковра проверить… Бабенку эту, горничную, жаль: куда ее денешь? Но если наедут туристы – скандал…' Он крикнул с площадки вниз, в запрокинутое мучнистое лицо портье:
– Никого не выпускать! Вызовите Эстеффан а! В коридоре свистал сквозняк: окна оказались распахнуты с обоих концов.
Как запятая, виделось издали тельце горничной на ковровой дорожке. Дамло рванулся было к ней, однако номер 319, как он понял по табличкам, находился в противоположной стороне, заглянуть туда – дело минутное…
Когда он, спотыкаясь, возвращался, лестничное эхо донесло гул голосов. Дамло приказал себе подтянуться и заспешил к горничной.
Было похоже, что она ползла, прежде чем потерять сознание. Дамло в который раз удивился, как трудно поднимать даже тощих, когда они без памяти. Возьмешься за руку – тянется тестом. Но у него был навык; а уж погрузив бабенку на плечо, он и вовсе не чувствовал веса ноши. С ней-то, просто, сейчас на диванчик ее – и воздуху, воздуху, пускай портье помашет полотенцем, пускай потрудится раз в год, ключарь, поганка, моргун, вон что делается в ихней паршивой гостинице! Теперь возись с этим делом, Дамло, выкручивайся, еще неизвестно, как выкрутишься: убийств в твоей практике не наблюдалось. Нет никаких условий для работы: надо бы все обшарить, посты, чтобы муха не пролетела, а тут один как перст!..
Из лифта вывалилась целая толпа – Эстеффан с чемоданчиком, сыщик – черт его не берет, портье с целью якобы показать дорогу и – только этих еще не хватало! – репортер с оператором, почуявшие поживу.
Увидев Дамло с его ношей, публика опешила и попятилась, но тут же засверкали фотовспышки.
– Сыщик, – сказал Дамло, – с какой поры вы тут торчите?
– Могу сказать точно, – сыщик полез за книжечкой.
– После! – остановил его Дамло. – Портье, кто жил в триста девятнадцатом? – Он спрашивал это на ходу. Пришедшие кучкой следовали за ним.
Портье испуганно скорчился и забормотал что-то но слишком внятное, из чего, однако, следовало, что он не виноват. Приезжих так мало!., господин директор.., книга.., сейф… Ключи у господина директора, он же…
– Короче!
– Не записали! – содрогнувшись, признался портье. – Тихий, не безобразит, плату внес.., слава богу!
– Вот именно! – саркастически произнес Дамло, открыв дверь номера 319 и шагнув в сторону.
Г-н Эстеффан взвизгнул. Носик частного детектива покрывался испариной. Портье зеленел. Оператор – здоровый мужик – мешком съехал по стене на пол. Один репортер, видать, бывалый не был потрясен представившимся зрелищем. Да и чего тут особенного: никаких повреждений, даже крови не видать! Если бы не телефонный звонок, предупредивший Дамло, он сам не считал бы, что имеет дело с убийством.
– За дело, господин Эстеффан! – приказал Дамло. – Портье, полотенца!
Войдя в свободный номер напротив, он обрушил горничную на диванчик, выхватил из рук портье мокрое полотенце и принялся, размахивать им над помертвелым лицом женщины.
Изредка оглядываясь, он видел в раскрытую дверь номера 319 спину склоненного г-на Эстеффана с завязанными на ней тесемками докторского халата.
Биллендон запер дверь, положил ключ в карман.
– Утро вечера мудренее, – сказал он. – Спать будете сами знаете где. Рей проводит.
– Спасибо, вы очень добры!.. – пробубнил молодой человек, зевая.
Дом погрузился в темноту и тишину, только Звереныш в прихожей полязгивал, наводя последний лоск на туристическую амуницию гостя.
