сомневался. Биллендон немного ему завидовал. Он и сам сейчас бы с удовольствием хватанул бы чего- нибудь покрепче минеральной!
Он думал так и продолжать путь берегом, но г-н Аусель весьма решительно потянул его вверх по пологому склону.
Так они наткнулись на поросшие травою развалины кирпичной арки. Биллендон начинал кое-что понимать!..
– Печальное место, печальное! – проговорил г-н Аусель несколько минут спустя, когда Биллендон нашел повалившийся каменный крест с именем одного из своих предков – споим собственным именем. – Мне хотелось бы утешить вас в этой потере, если окажете честь навестить мое жилище!.. Там остался небольшой запас.., но нет стакана! – вспомнил он озабоченно. – Ничего, найдем что-нибудь! Там, господин Биллендон, случается находить преудивительные вещи! – язык его слегка заплетался по-прежнему, зато объявился приступ словоохотливости, может быть, из сочувствия. – Я не рассказал вам? Когда-то я нашел даже маленького мальчика!.. Вообразите себе мой ужас!
– Ну? – с усилием произнес Биллендон.
– У него все ручонки были изжалены крапивой! – сказал г-н Аусель и заплакал.
– И куда вы его девали?
– Господин Биллендон, вы, кажется, считаете меня пьяницей? – спросил г-н Аусель с глубокой обидой. – за нелепые шутки? Вы его прекрасно знаете: это Рей, я сам дал ему это имя!
– Рей? – от неожиданности Биллендон остановился, в груди у него словно застучал кузнечный молот. – Так он что – сирота?
– Кажется! Я наводил справки, но вы же знаете нашу полицию! Получается – но это, конечно, гипотеза, наиболее правдоподобная.., так вот: он был похищен по ошибке, а его родители убиты по ошибке: они оказались бедными людьми, семья какого-то почтового служащего… Не знаю, все ли так. Концы, в общем, сходятся. Это опять банда Тургота!..
У Рея нет родителей! Биллендон ушам своим не верил. Что значит привычка не задавать лишних вопросов – вообще стараться их не задавать! Он давно мог бы знать это, давным-давно, почти с самой весны! Экая же досада! А он-то думал…
Но весной его сбило с толку название знаменитого колледжа, обучение в котором обходилось сказочно дорого – из-за репутации инкубатора гениев. Когда-то это была скромная частная школа, и владелец ее – как выяснилось, г-н Аусель! – исходил из уверенности, что воспитать гения – самое простое дело. Для этого нужен только нормальный, здоровый ребенок. Изучи его, выясни одаренность – не имеет значения, какую и в чем, какая-то есть непременно, она проявится в преобладающем интересе, и только этого следует не проморгать, а затем надобно развивать этот интерес, непрерывно его поддерживая и удовлетворяя, воспитывать доминанту, как сказал г-н Аусель, раскачивая подсознание, тревожа его и вовлекая в деятельность сознания. 'Мы считаем себя большими умниками, – говорил он, – но большая часть нашего мозга, самая древняя, развитая и мощная, занята всяческой чепухой, элементарным жизнеобеспечением, она попросту отказывается от участия в решении тех вопросов, которыми занято наше сознание. Например, будь вражеский король на шахматной лоске реальным врагом или пищей – добычей, она, будьте вверены, сработала бы, нашла бы такие варианты, каких не сыскать во всей шахматной литературе. Мощь ее видна по проявлениям – по таким, например, как открытие периодической системы элементов. Сознание великого химика билось над этой задачей долго, мучительно и бесплодно, подсознание же выдало решение мгновенно: во сне. Может быть, оно сделало это, оберегая от опасности рассудок? Не важно! Существенно лишь, грубо говоря, вовлечь в сознательную работу большее количество мозгового вещества, а это оказалось возможно…' У школы были успехи, это привело ее почти к гибели: владелец и ректор не сумел противостоять давлению высокопоставленных лиц, колледж набит оболтусами, из которых ничего нельзя сделать хотя бы потому, что родители бесцеремонно вмешиваются, поучая преподавателей… Г-н Аусель считал жизнь свою пропащей. Рей также его разочаровал отсутствием интереса к исторической науке, но нельзя же было препятствовать его натуральным наклонностям! – так, слегка пошатываясь, разглагольствовал г-н Аусель па пути к своей железной келье. Биллендон едва слушал. Никогда не воображал он, что так обрадуется чужой беде. У Рея нет родителей – превосходно! Невозможно желать лучшей новости!
– Вот о чем говорил этот Когль! – воскликнул он, вдруг вспомнив загадочные слова нотариуса о сюрпризе, который его ожидает, – не таком, как хотелось бы, но все-таки, – так, кажется, было сказано?
– Это не совсем то, чего мы желали, а? – сказал в ответ на эти слова г-н Аусель и повел рукою вокруг себя. – Мир-приют, мир-убежище! Ха! Мы должны будем поститься – или пастись на этих лужайках, как он это себе представляет: Биллендон, питающийся лепестками роз? Господни Биллендон, я предсказываю…
– Кто платит за его обучение? – перебил Биллендон.
– Чье, господина Когля?
– Рея, – сказал Биллендон.
Г и Аусель понял больше, чем было сказано.
– Вы намерены его усыновить? Я не имел бы возражений, но, господин Биллендон.., не могу обсуждать эту тему в таком виде! – проговорил он твердо и трезво.
Первобытные инстинкты продолжали воскрешаться, они помогли г-ну мэру избежать еще одной встречи, хотя, может быть, и напрасно.
Люди шли цепочкой, издали он не видел их лиц и забился в кусты, подозревая, что ищут они его – прочесывают лес. Одеты – стало быть, не дикари.
Пересидев в кустах, он стал пробираться в ту сторону, с которой они явились: теперь-то уж сюда направятся в последнюю очередь!
На песчаной косе мелькнуло что-то.., вроде бы, человеческая фигура? Мелькнула – и скрылась. 'Пещерные жители?' – подумал мэр.
Ну что ж!.. Если все-таки лес обитаем, если придется здесь оставаться хоть сколько-нибудь долго, контакта с туземцами не миновать. Выдающийся организатор всегда найдет себе место в обществе. Надлежащее место! Или сумеет его освободить, когда оно случайно окажется занятым. Разобраться в обстановке, расположить к себе людей, приглядеться, выждать…
Так – не без приятства – размышлял он, подбираясь к берегу. Подобрался, засел в кустах. Рискнуть? Воздержаться?
– Какое славное местечко! – пропел он. И сразу убрал голову, затаился… 'Не отвечаете, сволочи?' – ласково подумал он.
Может быть, не поняли? По-каковски они тут балакают?
– Хав ду ю ду! Парле франсе! – крикнул он.
Никто не отозвался.
Г-н мэр снял башмаки и скользнул в глубь кустов бесшумнее, чем ящерица.
Если в лесу нет вообще никаких туземцев, кроме этого, – тем лучше. На время, пока толпа не опомнится и не призовет своего естественного руководителя, лесному человеку придется делить с ним кров и пиво, коли у него есть. Да надо еще подумать, стоит ли являться на призыв-то! Кончится у них жратва, дохнуть начнут как мухи, а он тут, как древний Цин… Цинци… Любит господин президент поминать в речах всяких этих древних цинциронов, леший их побери. Лично он, одним словом, нигде не пропадет, пускай-ка выкусят!..
Отчаянным дурным грозным голосом он завопил: . – Сдавайтесь, вы окружены!
Испуганный вскрик был ему ответом, – а человек, который боится,
