превосходный круговой обзор. Хвост гасил турбулентные вихри. Короткие, отороченные когтями лапы растопырились, как шасси. Перепончатые чешуйчатые крылья на солнце просвечивали. Они были почти неподвижны.
Середина поляны дымилась. Из чащи слышался топот и треск.
Чудовище-таки обладало недурственным нюхом! Иначе откуда бы ему знать, что в его распоряжение поступило такое количество пищи? Впрочем, возможно, дракон прилетел на шум.
Никто не заметил ею приближения. Он появился над верхушками деревьев в пикирующем полете, рассчитывая, как видно, сразу приземлиться и пообедать. Но поляна оказалась маловата для широко растопыренных крыльев. Дракон замахал ими, как бабочка, плюнул с досады огнем и вышел из пике, закрыв над поляной солнце и шурша в воздухе провисшим чешуйчатым брюхом, вместимостью в добрый вагон, зеленоватым с боков, грязно-белым снизу, поросшим мхом около крыльев.
Толпа сразу же разбежалась. Топот и треск затихали вдали, остался только охотник.
Он прикурил от костра, запаленного драконом. Не фосфором ли эта зверина плюется? Пламя голубовато-желтое, температура такова, что почва насквозь прогорает…
Чего хочет теперь эта крылатая гадина?
Гадина Складывала крылья – сегмент за сегментом, тяжелея, снижаясь. Жабьи глаза центральной головы – будто выпуклые мотоциклетные очки – непрерывно следили за охотником, безгубая пасть, казалось, усмехается.
Охотник начинал уважать Георгия Победоносца. Попробовать влет?
Он вскинул штуцер. Голова дракона дернулась, нуля высекла из нее искру. Но дракон не плюнул в ответ огнем, и охотник понимал почему: тот ведь тоже охотился! Какой смысл испепелить собственную добычу?
Он поймал на мушку глаз. Штуцер ударил в плечо, ороговевшее от дружбы с прикладом. Попал: серые перепонки моргнули! Пуля противно взвизгнула, уходя рикошетом. Между тем, сделанное по заказу ружье имело убойную силу крупнокалиберного пулемета и заряжалось его патронами, длиною в ладонь, – пробивало бетонную стену!
Все три головы теперь уставились на строптивую пищу тремя парами целехоньких и наивных, как у новорожденного, глаз Чучело было бы необыкновенно эффектным, пришлось бы выставить его в специальном зале. Как Георгии управился с этой броней?
Следовало удрать вместе с остальными Навсегда погубить репутацию. Это еще куда ни шло!.. Но отказаться от такой добычи?..
Он выпалил под левое крыло и затем сразу – в брюхо.
Оно заколыхалось, зашуршало белой чешуей. Все три пасти раскрылись, обнажив саблевидные зубы. Струи дыма из шести ноздрей очертили в воздухе крутую короткую спираль в виде воронки, крылья, щелкнув, припали к бокам, и дракон рухнул на все четыре растопыренные лапы.
На земле этот ящер оказался не так уж велик. Он не спешил. Ковыляющей матросской походкой направился дракон к добыче. Пластинчатый гребень мотался по спине. Глаза были почти добродушные.
Бегство не имело больше смысла, охотник приготовился умереть, не теряя уважения к себе. Дракон дыхнул дымом – и он ему навстречу послал дымок от своей сигары. Зверь недоуменно завертел головами, снова раскрыл все три пасти, в каждую из которых можно было бы войти не наклоняясь.
Охотник выстрелил в среднюю пасть.
Оглушающий, оскорбительный для уха грохот первого же выстрела придал сил капельмейстеру Доремю: он ударился в паническое бегство, будучи убежден, что пуля, выпущенная из ружья, так и летает пчелкой туда-сюда, пока не найдет себе, цель. Кто его знает, эта сумасшедшая штуковина может долежаться до того, что попадет и в Доремю, который против всякого милитаризма.
Так и есть: позади прогремел второй выстрел, значит, в тот раз промазали… Доремю своими ушами слышал, как жужжит в воздухе вторая смертоносная пчела, вот-вот настигнет!.. Он задыхался. Он хотел двух вещей: безопасности и, как всегда, музыки, музыки, а не распроклятого шума!
Третий выстрел! Господи, какая мерзость! Три пули, три пули в воздухе!
С чего-то вспомнилась теория вероятности, о которой ему в свою пору совершенно напрасно толковали. Две пули – еще ничего, три – верная гибель, ведь так? Зарыться в землю! Окопаться! Но как это делается? И чем? И где: ведь под ногами не земля, а вода!.. Осторожнее! С камня на камень, стремительно, ловко, прыжок, берег… На бугор ни в коем случае не подниматься, не оказываться на виду, упаси боже!.. Там, впереди, поваленное бурей дерево, – укрыться за его стволом, за мощными вывороченными корнями!
Он споткнулся и стремглав полетел вниз, в просторную ямку под корнями, но не ударился – упал на взрыхленную почву. Упал и заплакал благодарными слезами. Пускай теперь летают пули, пусть жужжат!
Ноги его почти упирались в какую-то бронзовую плиту, верхний угол которой, украшенный литым орнаментом, обнажился при падении дерева. Эта диковина нисколько г-на Доремю не заинтересовала. Он лежал и глядел в небо, голубое, без облачка, на сердце делалось легко, светлая грусть затуманивала просыхающие глаза. Хорошо-то, ах как хорошо!..
Лесной воздух был душист и сладостен, запах роз нежен, как замирающий звук струны, ему родствен… Г-н Доремю его мысленно усилил, звук сделался медово густ, торжествен, с ним затем сплелись иные звуки неописуемой, разящей красоты.
'Музыка сфер!' – пронеслось в голове Доремю.
А он лежал в ямке и слушал.
– Неплохо, неплохо! – одобрил мэр деятельность гипнотизера, оглядывая сумрачную, спящую стоя толпу. – Но есть и накладки. Почему он открыл стрельбу?
– Рефлекторно, – отвечал гипнотизер. – Вы велели вернуть им оружие, так? Каждый видит во сне то, что хочет. Этот – охотится. Я разрешил – хоть на дракона! – добавил он с усмешкой. – С этого начал сеанс.
– Вряд ли стоило! Не надо понапрасну тревожить кого не надо. Операция сорвется – вам же хуже, – выговаривал мэр. – Хорошо, что никого не задело! А напугать мог всех – ладно, один музыкантик сбежал!
– Вернется, – сказал гипнотизер, – и все бы вернулись…
– А время? Оно, по слухам, вроде бы не возвращается. Пора прикупать к операции. Подавайте сигнал!
– Трудно мне одному, без помощников, – пожаловался осипшим своим голосом гипнотизер, голубой от усталости, – невыносимо!
– Выберите из них, – посоветовал мэр, указывая на окружающих.
– Доремю, пожалуй, подойдет, – сказал задумчиво гипнотизер. – Я
