за другой пролетавших мимо. На следующее утро она добралась до селения бангиме. Но матери там уже не было.
Амани не знала и не могла знать, что на следующий год после ее отъезда в деревню пришли несколько мужчин из Страны догонов. Они искали мать Амани. Их не пустили в селение, ведь у одного из них висело на плече старинное ружье, а бангиме всегда подозрительно относятся к людям с оружием. Но женщина сама вышла на окраину деревни, коротко поговорила с пришельцами. Затем она вернулась, вся в слезах, и той же ночью исчезла. То ли она сбежала сама, не взяв с собой даже калебаса со своим нарядным базеном{ Базен – длинное парадное одеяние из хлопка у народов Западной Африки.} – а для любой африканской женщины это величайшая ценность, – то ли догонам удалось пробраться в деревню, не испугав собак, и выкрасть ее.
Больше о ней никто и никогда не слышал, а ее «ко ньере догон» – дом догонской женщины – люди много лет подряд обходили стороной, молча и опустив голову.
Амани переночевала в местной церкви. А потом, прокляв все, сбежала в Европу. В Мали у нее не было друзей. Многие их тех, с кем она играла в детстве, умерли от лихорадки, а те, что выжили, не узнали ее. Да и она их, если честно, тоже. Бангиме отнеслись к ней настороженно и явно тяготились ее вопросами, а во всем Мали у нее не было других знакомых. Кроме, пожалуй, одного – старого чиновника из Министерства образования, который привез ее в Бамако и поселил в студенческое общежитие. Перед отъездом в Париж, решив никогда более не возвращаться в эту жуткую страну, Амани зашла к нему домой.
– Я попробую выяснить, что случилось с вашей матерью, мадемуазель Амани, – сказал ей чиновник. – Президент дал мне пенсию, это редкая заслуга, я теперь получаю деньги как бы просто так и вполне могу путешествовать по стране, и это притом что мне всего шестьдесят восемь! Поезжайте в вашу Сорбонну, милая Амани, главное для вас – это образование, а я попытаюсь помочь вам...
Амани замолчала, нервно теребя в руках бумажную салфетку.
– Нашел? – спросил я, зачарованный, как всегда, ее рассказом. – Нашел он вашу маму?
– Нет, – ответила она после долгого раздумья. – Поэтому мне и нужно ехать туда самой. В Мали я с тех пор бывала много раз, в научных экспедициях. Я, конечно, никогда не видела Страны догонов, но знаю про нее все. Я наизусть помню мифы, сказки и песни этого народа, которые рассказывала мама, знаю наречия нескольких деревень, умею готовить «по» – кашу из проса, да это и несложно. Когда ко мне обратился Чезаре, а потом приехали вы, Алексей, я поняла, что это мой единственный шанс увидеть родную деревню и разыскать мать. Меня она родила в семнадцать, значит, моей маме сейчас сорок шесть лет, в таком возрасте догоны не умирают. Она наверняка жива, и я обязательно найду ее.
– Интересно... – протянул я.
Впрочем, жуткая семейная трагедия Амани ничуть не приближала нас к разгадке тайн, которые с самого начала сопровождали наше путешествие. Я хотел было спросить, есть ли у нее фотография матери, но осекся – откуда? Вместо этого я задал ключевой для себя вопрос:
– Вы видели фотографию Чезаре Пагано?
Амани резко повернулась ко мне:
– Что вы имеете в виду?
– То, что я получил сегодня привет от нашего с вами знакомого. Он, знаете ли, умер несколько недель назад при странных обстоятельствах, – продолжал я. – Будто бы свалился с утеса глубокой ночью. Да только я знаю, что такие люди, как он – профессиональные авантюристы, – обычно не падают с утесов, по крайней мере по своей собственной воле. И уж точно не посылают они друзьям по почте своих посмертных фотографий – вот таких, как эта. Смотрите сюда!
Я вынул из конверта снимок поляроидом и положил ей на колени. Амани судорожно вцепилась в поручни сиденья.
– Вот мне и хотелось бы, мадемуазель Амани, – закончил я с плохо скрываемым раздражением, – чтобы кто-нибудь в этой ненормальной стране объяснил мне, что за мистификация происходит и когда это кончится.
Амани быстро оглянулась на наших попутчиков, сидевших через проход от нас, но те увлеченно разглядывали в журнале Paris Match фотографии новой жены французского президента и не обращали на окружающих ни малейшего внимания. У Оливье между коленями была зажата открытая бутылка красного вина, а Жан-Мари держал на весу тарелку с ломтиками козьего сыра. Отвлекать их от такого приятного времяпрепровождения, демонстрируя портрет мертвого итальянца, мне показалось несколько бестактным.
– Я не знаю, что происходит, Алексей, – жалобно зашептала Амани, – я предупреждала вас, что вы едете в страну, где...
– Слушайте, мне плевать на эти предупреждения, понимаете! – Я перешел на русский, потому что во французском языке крепких слов значительно меньше. – Почему вы были против возвращения Чезаре в Страну догонов? Ведь вы же его отговаривали ехать в Мали? Почему? Куда он поехал и почему там погиб?
Амани, это не шутка, это, черт возьми, уголовщина, а вы тут... Сидите и рассказываете мне, что ничего не знаете! Давайте выкладывайте. Только не надо опять этих занудных историй про летающих человечков, про тварей с тремя головами, потому что они все меня больше не веселят. Мой дружище Чезаре прислал привет с того света, – и как удачно, прямо в номер моей гостиницы, и не по почте, а с курьером, в конверте, на котором написано «Уругуру»! Вы знаете, что это слово означает? Ну, что молчите?
Я был на взводе и не собирался останавливаться. Мы оба разумные люди, и у каждого явления существует разумное объяснение. Мне важно было знать, что Амани на моей стороне и не будет морочить мне голову мистериями в стиле старика Хоттабыча.
– Не кричите на меня, ну что же вы делаете, – жалобно и тихо попросила она по-французски. – Думаете, мне так легко все объяснить? Все знают, что тех, кто пытается проникнуть в Страну догонов, ждет смерть. Да, я написала Чезаре. Он был весьма агрессивен, ваш друг, как и все итальянцы. Уверен был, что я мужчина, а я не стала его разубеждать. Говорил, что собирается любыми средствами раскрыть секреты, которые мой народ бережет много столетий. Горячился, просил помощи, едва ли не угрожал. Он дал мне ваши координаты, и я подумала, что он и вас захочет увлечь за собой в эту опаснейшую поездку. Я написала вам, потому что одному, без подготовки соваться в Страну догонов – безумие. Ведь такие, как он, не смогут добраться до цели, погибнут на плато... Я говорила ему, но он и слушать не хотел! Вот он и сгорел, как и все те, другие... А отчего? Я не знаю, поверьте мне, да и вы не узнаете.
– А вас допрашивали? Вы сообщали, что имеете отношение к этой истории?
– Какие допросы? – удивленно посмотрела на меня Амани, и глаза ее были – сама честность. – Ведь это самоубийство!
Я в раздражении отвернулся. Ну вот что с нее взять? Африканка есть африканка! Какое же это самоубийство? Человеку, видите ли, скучно было сводить счеты с жизнью в родной Перудже, он выбирает экзотическую африканскую республику, едет туда на перекладных, чтобы ночью сигануть там со скалы. И откуда тогда фотография? Опять «не знаю»? Впрочем, может быть, и правда не знает... Она и сама жертва мистических проделок этих шизофреничных догонов.
– Что такое Уругуру?
– Не имею понятия.
– А как же я? – вдруг пришло мне в голову. – Я тоже еду туда и тоже намерен раскрыть тайну летающих людей. Я что, тоже погибну, с вашей точки зрения?
– Нет, – серьезно сказала Амани и неожиданно взяла меня за руку. Я едва не вздрогнул: до этого меня еще никогда не касалась чернокожая женщина, рука у нее была гладкая и мягкая, как у новорожденного. – Нет. Вы не погибнете, Алексей. Потому что вы умный. Вы сможете раскрыть секрет. Только прошу вас, будьте очень осторожны. Ведь вы стоите на пороге самого трудного испытания в вашей жизни...
Я убрал руку.
Город Бамако встретил нас обычным для стран Востока вселенским бардаком. Французский посол, клятвенно обещавший нам направить своего человека, чтобы встретить нас у трапа, конечно же никого не прислал. Люди с самолета повалили в здание терминала с немыслимой для европейского человека скоростью. И когда мне удалось вытащить на трап Жана-Мари с его чемоданами пробирок, которые он со страшным трудом сумел пронести в самолет в качестве ручной клади, мы оказались в самом конце очереди.
